Я уже собирался слезать, все тело занемело от неудобного сидения в скрюченном положении вечер и всю ночь, а на плоскую площадку ближайшей башни неспешно вышли солидные и уверенные в себе мужчины. Я узнал графа Арлинга, последний раз видел его израненного после сражения с бароном Кристофером де Марком, барона фон Кратаурвица и виконта Бубервиля. Все трое дольше всех не хотели признавать мою власть гроссграфа, чуть позже появились еще двое незнакомых лордов, но держатся с ухватками завсегдатаев, дескать, старые друзья и соратники. Вообще о графе Арлинге я слышал в последнее время, что этот гостеприимный и хлебосольный хозяин с помощью искусных лекарей залечил все раны и снова рвется в бой и на подвиги.
Слуги торопливо принесли стулья, мужчины тесно усаживались за довольно небольшим столом на четверых, а то и на троих, появились кувшины с вином, как же без них, металлические кубки.
Барон Кратаурвиц спросил вежливо:
– Есть какие-нибудь новости?
Граф Арлинг ответил с вежливым наклоном головы:
– Только что прибыл гонец от графа Ришара де Бюэя. Он тоже встревожен усилением нашего выскочки, которого мы сами неосмотрительно выдвинули в гроссграфы.
Барон Кратаурвиц обронил:
– Но он выполнил наше главное требование: оторвать Армландию от Фоссано. На мой взгляд, именно теперь Армландия действительно сильна. И даже Барбаросса не сумеет принудить к повиновению, если бы вторгся со всеми войсками…
Виконт Бубервиль уточнил:
– Только потому, что наш гроссграф…
– Он не гроссграф, – быстро сказал граф Арлинг. – Простите, что прервал, но это уточнение немаловажно.
Барон Кратаурвиц поклонился:
– Да-да, вы совершенно правы. Армландия сильна лишь потому, что этот, пока еще не гроссграф, погасил распри. Все войска может собрать под свою руку, а в этом случае отступит и король. Это совсем не то, что давить нас поодиночке. Но стоит ли провозглашение независимости Армландии потери наших свобод?
– Вот именно, – сказал граф Арлинг горячо. – Спасибо, вы уловили мою мысль. Я думаю, что мы потеряли больше, чем приобрели. Армландия и так, по сути, откололась от Фоссано. Хотя бы из-за непроходимости дорог. Мы не провозглашали ее независимость только потому, что избегали вторжения королевских войск. Но сейчас… Король Барбаросса не имеет той власти и влияния в Фоссано, какую захватил Ричард в Армландии!
Все согласно зашумели, а я подумал зло, что это я скулю насчет малости у меня власти, а эти вот считают, что и так слишком много. Кто прав: один лев или стадо баранов? Хотя здесь собрались не бараны, это еще те львы, отважные и совсем неглупые.
Один из незнакомых мне рыцарей проговорил задумчиво:
– В программе этого Ричарда кое-что есть очень интересное… Я ознакомился очень внимательно. Он сумел заключить ряд торговых договоров с королем Гиллебердом и королем Шателленом. Условия удивительно благоприятные для Армландии… Мы можем воспользоваться своими преимуществами и в короткий срок удвоить свое благосостояние.
Арлинг возразил резко:
– Принимать благодеяние – значит продавать свободу!
Барон Кратаурвиц сказал хмуро:
– Дорогой друг, свободы желают совсем немногие. Большинство – справедливых господ.
– А вы? – спросил Арлинг в упор.
Барон Кратаурвиц развел руками.
– Как вам сказать… Чтобы обладать свободой, необходимо ее ограничивать. Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Ибо если каждый может делать то, что законами запрещается, у него не будет свободы! Потому что то же самое могут делать и все прочие… А такая свобода, извините, это разбой, междоусобица, грабежи, войны… Свобода – это роскошь, которую не каждый может себе позволить!
Арлинг изумился:
– Вы против свободы? Предпочитаете тиранию этого гроссграфа?
Кратаурвиц помотал головой.
– Нет, я не хочу тирании. Но устал и от постоянной распри. Хочу пожить в покое!
Виконт Бубервиль сказал громко и с презрением:
– Лучше свобода, исполненная опасностей, чем спокойное рабство! Сэр Кратаурвиц, вас все знают как замечательного хозяйственника, который любое разоренное хозяйство умеет превратить в процветающее и даже дающее доход. Но преимущества в торговле, которые дает этот выскочка, не должны скрывать опасность усиления его власти!
Кратаурвиц смолчал, но обиженно надулся. Второй незнакомый мне рыцарь сказал примирительно:
– Никто не спорит, что гроссграф сделал хорошее дело, прекратив распри. Но он слишком много забрал себе власти!