102  

Я уже собирался слезать, все тело занемело от неудобного сидения в скрюченном положении вечер и всю ночь, а на плоскую площадку ближайшей башни неспешно вышли солидные и уверенные в себе мужчины. Я узнал графа Арлинга, последний раз видел его израненного после сражения с бароном Кристофером де Марком, барона фон Кратаурвица и виконта Бубервиля. Все трое дольше всех не хотели признавать мою власть гроссграфа, чуть позже появились еще двое незнакомых лордов, но держатся с ухватками завсегдатаев, дескать, старые друзья и соратники. Вообще о графе Арлинге я слышал в последнее время, что этот гостеприимный и хлебосольный хозяин с помощью искусных лекарей залечил все раны и снова рвется в бой и на подвиги.

Слуги торопливо принесли стулья, мужчины тесно усаживались за довольно небольшим столом на четверых, а то и на троих, появились кувшины с вином, как же без них, металлические кубки.

Барон Кратаурвиц спросил вежливо:

– Есть какие-нибудь новости?

Граф Арлинг ответил с вежливым наклоном головы:

– Только что прибыл гонец от графа Ришара де Бюэя. Он тоже встревожен усилением нашего выскочки, которого мы сами неосмотрительно выдвинули в гроссграфы.

Барон Кратаурвиц обронил:

– Но он выполнил наше главное требование: оторвать Армландию от Фоссано. На мой взгляд, именно теперь Армландия действительно сильна. И даже Барбаросса не сумеет принудить к повиновению, если бы вторгся со всеми войсками…

Виконт Бубервиль уточнил:

– Только потому, что наш гроссграф…

– Он не гроссграф, – быстро сказал граф Арлинг. – Простите, что прервал, но это уточнение немаловажно.

Барон Кратаурвиц поклонился:

– Да-да, вы совершенно правы. Армландия сильна лишь потому, что этот, пока еще не гроссграф, погасил распри. Все войска может собрать под свою руку, а в этом случае отступит и король. Это совсем не то, что давить нас поодиночке. Но стоит ли провозглашение независимости Армландии потери наших свобод?

– Вот именно, – сказал граф Арлинг горячо. – Спасибо, вы уловили мою мысль. Я думаю, что мы потеряли больше, чем приобрели. Армландия и так, по сути, откололась от Фоссано. Хотя бы из-за непроходимости дорог. Мы не провозглашали ее независимость только потому, что избегали вторжения королевских войск. Но сейчас… Король Барбаросса не имеет той власти и влияния в Фоссано, какую захватил Ричард в Армландии!

Все согласно зашумели, а я подумал зло, что это я скулю насчет малости у меня власти, а эти вот считают, что и так слишком много. Кто прав: один лев или стадо баранов? Хотя здесь собрались не бараны, это еще те львы, отважные и совсем неглупые.

Один из незнакомых мне рыцарей проговорил задумчиво:

– В программе этого Ричарда кое-что есть очень интересное… Я ознакомился очень внимательно. Он сумел заключить ряд торговых договоров с королем Гиллебердом и королем Шателленом. Условия удивительно благоприятные для Армландии… Мы можем воспользоваться своими преимуществами и в короткий срок удвоить свое благосостояние.

Арлинг возразил резко:

– Принимать благодеяние – значит продавать свободу!

Барон Кратаурвиц сказал хмуро:

– Дорогой друг, свободы желают совсем немногие. Большинство – справедливых господ.

– А вы? – спросил Арлинг в упор.

Барон Кратаурвиц развел руками.

– Как вам сказать… Чтобы обладать свободой, необходимо ее ограничивать. Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Ибо если каждый может делать то, что законами запрещается, у него не будет свободы! Потому что то же самое могут делать и все прочие… А такая свобода, извините, это разбой, междоусобица, грабежи, войны… Свобода – это роскошь, которую не каждый может себе позволить!

Арлинг изумился:

– Вы против свободы? Предпочитаете тиранию этого гроссграфа?

Кратаурвиц помотал головой.

– Нет, я не хочу тирании. Но устал и от постоянной распри. Хочу пожить в покое!

Виконт Бубервиль сказал громко и с презрением:

– Лучше свобода, исполненная опасностей, чем спокойное рабство! Сэр Кратаурвиц, вас все знают как замечательного хозяйственника, который любое разоренное хозяйство умеет превратить в процветающее и даже дающее доход. Но преимущества в торговле, которые дает этот выскочка, не должны скрывать опасность усиления его власти!

Кратаурвиц смолчал, но обиженно надулся. Второй незнакомый мне рыцарь сказал примирительно:

– Никто не спорит, что гроссграф сделал хорошее дело, прекратив распри. Но он слишком много забрал себе власти!

  102  
×
×