92  

– Силы Зла в нас самих, – пробормотал я.

А барон Альбрехт сказал понимающе:

– Правильное решение. Поддерживая легитимность вообще, тем самым поддерживают себя.

– Круговая порука королей? – спросил я. – Омерта, беса?

Церемониймейстер пропустил мимо ушей непонятные слова, главное – уловить смысл, сказал настолько подчеркнуто серьезно, что я впервые уловил скрытую насмешку:

– К тому же всяк знает, кто бы из ложных наследников ни сел в это кресло, сразу же умрет! Такова магия древних мастеров, изготовивших трон по заказу первого короля. Он признает только подлинного!

– Вы верите в этот бред?

Он повел дланью в сторону величественного трона.

– Проверьте.

Наши взгляды встретились, в его глазах было столько насмешки, что я на миг в самом деле ощутил импульс пойти и сесть, чтобы доказать, что все это бабьи сказки, однако присутствие всегда скептичного барона Альбрехта отрезвило.

– Вы ведь не только церемониймейстер? – спросил я.

Он поклонился.

– Я был придворным библиотекарем. Но когда предыдущего церемониймейстера казнили за какую-то ошибку в придворном этикете, все страшились занять его место. Но я знаю все тонкости правил, потому не стал очень уж сильно упираться.

Я отмахнулся.

– За ошибки в такой ерунде казнить не буду. И даже бить не стану. А насчет трона… не стану садиться по одной очень важной причине.

Он спросил с изысканнейшим поклоном, в самом деле церемониймейстер:

– Какой, позвольте поинтересоваться?

– Самой важной.

– Простите?

Я смерил его строгим взглядом. Хоть и знаток этикета, но теперь понятно, почему часто выходит за рамки своих прямых обязанностей – советует, спорит, подсказывает, библиотечная мудрость, как шило в заднице, тоже ищет способ улучшить мир.

– Прощаю, – ответил я и сказал уже серьезнее: – Оказавшись королем этого самого Изначального, а на хрен мне оно, придется занимать восстановлением экономики не только в Сен-Мари. По всем территориям налаживать связи, спешно резать претендентов, а у них всегда верные и честные вассалы… это же снова море крови, а мне нравится больше побеждать бескровно, так победа значительнее. Меня начнут осаждать толпы просителей, за двадцать тысяч лет сколько удобрений в авгиевых конюшнях?.. придется спешно строить новые крепости, реорганизовывать армию… да еще сотни и тысячи дел, которые надо взвалить на себя и тащить, тащить, как бы ни трещал хребет!

Я отмахнулся и, уже не глядя на выстроившиеся в ряд кресла, кивнул Альбрехту.

– Пойдемте, барон. Пусть сыр останется в мышеловке. В крайнем случае, я буду второй мышью, которой он и достается.

Церемониймейстер вышел вслед за нами, мы с бароном повернули в сторону моих покоев, а тот сказал вдогонку внезапно:

– Ваша милость, вы еще вернетесь!

Я обернулся, спросил почти враждебно:

– Зачем?

– Чтобы сесть в это кресло, – ответил он. Несколько мгновений смотрел очень серьезно, будто в самом деле зрел грядущее, затем неожиданно растянул губы в сдержанной улыбке: – Натура у вас такая, любопытная. Захочется проверить! И чем больше пройдет дней, тем сильнее захочется сесть на этот трон.

Я покачал головой и ответил уверенно:

– Ни за что!

– Почему?

– Принципы, – ответил я лаконично.

Он удивился:

– Принципы?

– Ага, – ответил я и утер нос рукавом.

– Какие?

– Я демократ, – ответил я гордо.

Он с непониманием смотрел нам вслед, а я думал с невеселой иронией, что слова словами, но вообще-то лучше других знаю, какой из меня демократ на самом деле…

С другой стороны, если честно, а я иногда бываю честен, по крайней мере – с собой, на тот трон все-таки не сяду. В самом деле. Хотя да, любопытство уже сейчас начинает скрести лапками. Но мне унизительно думать, что вот всего добиваюсь сам, своим умом и мускулами, своей волей и натиском, но идиоты могут сказать, что за меня постарались предки, и вообще я выполняю чей-то план. Пусть даже задумку богов. И мне, видите ли, было предназначено! Просто неслыханное оскорбление для человека с достоинством, но идиоты этого никогда не поймут. А если учесть, что население состоит почти исключительно из… скажем мягче, простых и нормальных людей, то какого понимания ждать моей позиции?

Только ничтожества гордятся, что они-де потомки дворян, князей, древних королей, избранные, предназначенные, отмеченные, благословленные, татуированные и опирсингованные. Потому что сами по себе, еще раз! – ничтожества, и прекрасно это чувствуют. А вот я – свободен. И все, что сделал я – моя заслуга.

  92  
×
×