74  

Череп раскалывается от острых и тяжелых мыслей, что стучат изнутри, как таранами. Конечно же, барон Альбрехт прав, а я не прав, потому что в самом деле практичнее поступить так, как предлагает он. И я это прекрасно знаю. Просто я вдруг из-за чего-то залетел вообще в какие-то высокие дебри. Наверное, потому, что на Юге пал так низко, что едва не принял из рук Сатаны императорскую корону, а теперь пытаюсь реабилитироваться в собственных глазах.

А это значит, перегибаю палку в другую сторону. И забочусь не о сиюминутных интересах, а о… интересах вообще. Интересах не графа, а человечества. Да, самое мерзкое и отвратительное на свете – наемники. Никто из нас не ангел, мы не только обманываем и прелюбодействуем, но и убиваем: из ревности, из жадности, из трусости, по тысяче других причин. И всякий раз находим оправдание и клянемся, что вот сейчас совершили это преступление, но это последний раз…

И только наемники убивают за деньги. Убивают холодно и беззлобно, что тягчайший грех, ибо нет даже такого слабого оправдания, как «за то, что он меня обидел». И не бывает честных наемников, как пытаются сказать те, кто так же точно облагораживает братков и прочих уголовников с их девизом «Один за всех, все за одного», кто оправдывает проституток, насильников, воров, разбойников, наркоманов…

Впрочем, если для проституток, воров и разбойников еще можно найти какие-то смягчающие обстоятельства – не оправдывающие, а смягчающие, – то для наемников их нет. Даже в наше жестокое время, когда убивают на каждом шагу, а лишение жизни считается нормальным и естественным наказанием за проступок, и то палача приходится возить из города в город, потому что отыскать человека, способного убивать других за деньги, – трудное дело. Да и то палач появляется в балахоне, закрывающем с головы до ног, только для глаз и рук прорези: никто ведь не станет общаться с палачом, ему не подадут ни руки, ни кружку воды, не пустят на порог и сами не придут к нему в дом.

Я нанял из числа армландцев наиболее умелых в воинском деле и составил из них ударные отряды, за это плачу им немалые деньги, но они не наемники! Они защищают Армландию, где их жены и дети, их дома и поля. А эти вот, что нанимаются воевать за деньги, выбирая того, кто больше платит, и тут же переходят на другую сторону, если там пообещают больше… Таких случаев полна история, когда в ходе сражения отряд наемников несколько раз переходил с одной стороны на другую, откликаясь на более высокую оплату, и нечего рассказывать про «честь наемника», эту ложь распространяют сами наемники!

Хотя, конечно, своя честь и своя этика есть и в уголовном мире. Но эта честь и эта этика среди своих, для остальных она враждебна…

Издали донеслись крики, звон железа, простучали копыта десятка коней. Я тяжело поднялся. Вообще-то наемники еще долго будут в недоумении, даже когда десяток-другой падет от стрел и арбалетов наших стрелков. Сочтут, как мы подсказали, что у нас правая рука не ведает, что делает левая, будут требовать срочных переговоров, даже наказания виновных.

Я уже намерился выйти из шатра, когда влетел запыхавшийся Макс.

– Сэр Ричард! Капитан Ретель в ярости. Кричит, что наши идиоты убили тридцать человек из его отряда!.. Требует немедленно прекратить…

– …и наказать виновных, – договорил я в тон. – Так?

Макс растерянно кивнул.

– Да, слово в слово. Что передать?

– Ничего, – ответил я.

– Совсем?

– Совсем, – сказал я резче. – С этой минуты любые переговоры с этими заразными животными прекращаем. Некоторое время они еще будут думать, что у нас тут полный бардак, потом начнут защищаться. А когда сообразят, что их почему-то уничтожаем…

– Пойдут на приступ, – закончил уже теперь Макс. – Но теперь у них нет шансов.

– Таким и не надо давать.


Отец Дитрих хотел было пройтись по разгромленному лагерю наемников и отпустить грехи умирающим, я воспротивился: собакам собачья смерть, но чувствовал, что идти супротив отца Дитриха кишка у меня тонка, собрался отступить, однако неожиданно на защиту моей позиции встал молодой и яростный священник Варлампий, я узнал в нем того отважного, что бросился вытаскивать отца Дитриха из огня во время схватки с Терросом.

Абсолютно бесстрашный, который и папу римского вот так же будет чихвостить громогласно и прилюдно, если тот где оступится хоть чуть-чуть, он орал, брызгал слюной, сыпал цитатами из Святого Писания, обвинял, и просвещенный отец Дитрих смутился и отступил. Я даже не ощутил благодарности к этому фанатику, слишком гадок, ненавижу любой фанатизм, хотя это как раз тот случай, когда нужно перегнуть… хотя, да, конечно, перегибателей никто не любит.

  74  
×
×