Ричард Длинные Руки – маркграф

Он наклонил голову, пряча довольную улыбку.

– Прослежу лично. Что-нибудь еще? Хотелось бы услышать что-нибудь про… основную идею при завоевании королевства, что ли…

Я посмотрел на него остро. Советник продолжает улыбаться, но улыбочка несколько напряженная, он затаил дыхание в ожидании ответа, ага, как же, щас откроюсь!

– Основная идея, – ответил я неспешно, – всегда должна быть недосягаемо выше, чем возможность ее исполнения, не так ли?

Он вскрикнул поспешно:

– Да-да, конечно! Мы всегда должны стараться дотянуться до самой высокой ветки с яблоками! Тогда и с нижних оборвем наверняка.

– Вот-вот, – сказал я по-прежнему доброжелательно, но с едва заметным холодком, – потому у нас несколько… жестковатая политика. Во всяком случае, к таким развлечениям, как черные мессы, поголовное пьянство, терпимость к чужим культам, постепенное вхождение троллей в жизнь общества… Мир не был бы сотворен, если бы Творец думал, как бы не причинить какого-либо беспокойства! Творить жизнь и значит творить конфликты.

Он сказал поспешно:

– Сэр Ричард, я все понимаю. Невозможно править при помощи «но». Раньше старались избежать всего, что усложняет жизнь, и потому во всем искали компромиссы. Но вы доказали своим вторжением, что бескомпромиссность… гм… тоже немалая сила.

– Не просто немалая, – поправил я. – Молодость всегда бескомпромиссна. Компромиссы убивают силу!.. Ну что тебе?

Это я спросил у бравого воина, что отстранил церемониймейстера и вытянулся на пороге.

Рыцарь сказал счастливо:

– В большом зале начинается пир, сэр Ричард!.. Ждут только вас.

Я поднялся. Крумпфельд поспешно вскочил и первым сделал движение в сторону двери.

– Видишь? – сказал я с иронией. – У нас все еще военная демократия. Я – рыцарь, а это больше, чем лорд-протектор или майордом. Иду-иду!

Рыцарь поспешил обратно, радостные вести всегда носим охотно, а мы с Крумпфельдом вышли следом. Стражи тут же встали у закрывшихся дверей и скрестили копья.

Зал ярко и празднично освещен, за столами пестро и красочно одетые люди, играет музыка, между рядами столов кувыркаются акробаты. Слуги все еще торопливо вносят блюда и напитки, жизнь идет, а ведь не просто поменялась власть, мы чужаки, к тому же пришли со своей жесткой идеологией.

– Продвинутое общество, – буркнул я, – весьма, даже весьма… Патриотизм – прибежище негодяев и все такое. Неважно, кто правит, лишь бы торты были крупнее и слаще.

Куно бледно улыбнулся, не понимая, но на всякий случай поклонился.

– Я пойду, ваша светлость.

– Нет, – сказал я, – ты теперь в нашей элите. Вон там, если не ошибаюсь, стол с местными… Иди, пируй.

Меня приветствовали веселыми воплями, я с поднятыми над головой руками прошел между рядов, время от времени сцеплял ладони в замок и потрясал ими. Что это означает на языке жестов, не знаю, но выглядит красиво и убедительно.

Мое кресло с высокой спинкой, что уже трон, на нем сидел, как понимаю, сам Кейдан, не зря же на нем золотой герб, а на спинке янтарный орел в натуральную величину с рубинами вместо глаз.

С удивлением я увидел входящего в зал отца Дитриха. На этот раз великий инквизитор переоделся в новое и чистое, подрезал волосы и выглядит даже моложе.

Перехватив мой взгляд, улыбнулся, помахал рукой. Я поднялся и торопливо шагнул навстречу.

– Благословите, святой отец… Отец Дитрих, я так рад вас видеть! Где вы пропадаете?

– Как и вы, сэр Ричард, – ответил он, – как и вы… Люди этого города, как и всей страны, подумать только, служат Мамоне! Но те, кто пытается служить Богу и Мамоне, вскоре обнаруживают, что Бога нет.

– Вы им напомнить сумеете, – заверил я пылко. – Нет более опасного оружия против черта, чем чернила и книгопечатание. Когда-нибудь окончательно сживут его со света! Я слышал, что вы спешно начали строить типографию?

– Да, сын мой.

– Великое дело, – сказал я. – Вы прямо двужильный, святой отец!

– У меня много помощников, – ответил он с улыбкой. – Ты как, держишься?

Я спросил непонимающе:

– В каком смысле?

– Власть, – сказал он, – такое же искушение для лорда, как вино и женщины для молодого человека, взятка – для судьи, деньги – для старика и тщеславие – для красавицы.

Я покачал головой.

– Наоборот, я власти боюсь и всячески от нее увиливаю.

– Потому ее можно доверить тебе, – сказал он неожиданно, похлопал меня по руке и ушел.

Я вернулся в свое кресло с тронной спинкой. Вообще говоря, питаю ненависть и отвращение к животному, называемому человеком, но сердечно люблю Растера, Макса, Теодориха, Зигфрида, Асмера и еще многих достойных и красивых в поступках людей, а вот отец Дитрих, напротив, гневно клеймит всех за слабости, но страстно любит человечество и готов за него отдать жизнь.