157  

Готмар сказал встревоженно:

– Это не было поручением!.. Даже не просьбой, а так…

Сэр Трандерт пришел на помощь:

– Его светлость всего лишь выразил свою обеспокоенность усилением воздушного флота сэра Кристина. Только и всего! Никаких подталкиваний к действиям!

Сэр Витерлих посмотрел на него, на хмурого герцога, скривился, но сказал все с тем же подъемом:

– Однако… все равно, раз уж собрались здесь, разве это не достаточный повод, чтобы выпить? И отпраздновать… ну, что мы собрались?

Я сказал уже серьезно:

– Ваша светлость, скайлер был до отказа забит бочками с горюче-смазочными материалами. При такой загрузке посадка исключена. Повторяю, вес был рассчитан только на подъем. Возможно, всякий раз добавляли по бочке, чтобы узнать предельный подъемный вес. А сажать скайлер намеревались уже пустым.

Герцог оставался все таким же мрачным, но лица других рыцарей стали строже. У сэра Трандерта вообще вытянулось, как у коня.

– Готовился к войне? – спросил Витерлих.

– Во всяком случае, – ответил я осторожно, – к большому переделу. Не обязательно было сбрасывать все эти бочки, достаточно просто остановить скайлер над вашим замком и… предъявить ультиматум. Что делать, все беды человеческие берут свое начало исключительно в нашей неспособности тихо сидеть в комнате.

Витерлих спросил в удивлении:

– Это вам хотелось бы сидеть тихо?

– Что вы, – воскликнул я. – Будь моя воля, я бы вообще лежал!.. Даже возлежал! А все подавали бы прямо в постель. И всех тоже.

– А что вам не дает сидеть тихо? – спросил он. – Тем более лежать?

Я развел руками.

– Шило в непотребном месте. Но давайте вернемся к истокам! Прежде чем что-то удвоить, надо решить, у кого ополовинить. Мы с сэром Готмаром с этой задачей справились! У сэра Кристина осталось… ах да, у него мало чего осталось.

– Да и самого сэра Кристина не осталось, – пробормотал Трандерт озабоченно.

Я развел руками.

– Как сказал мудрый сэр Витерлих, я задание выполнил. По-своему. Но ведь параметры мне никто не задавал! Я был в свободном полете. Впрочем, откуда у вас такая интеллигентность? Мы устранили серьезнейшую угрозу, вот что главное. И устранили, как принято, с перегибами, неизбежными и сопутствующими жертвами среди гражданского населения, разрушениями, пожарами, уничтожением культурных и некультурных ценностей… Но учтите, мы никого не насиловали!

Герцог поморщился, но вздохнул и согласился:

– Да, это можно поставить в оправдание. Все-таки насилие входит в обязательный ритуал. Ладно, примем это как данность. Сэр Трандерт и вы, сэр Витерлих, подготовьтесь к объяснениям, которые придется дать совету лордов Ундерлендов. Думаю, у них будет много неприятных вопросов… А доказательств после того, как там прошелся сэр Полосатый, наверное, не осталось вовсе.

Витерлих кивнул.

– Где пройдет сэр Полосатый, там сто лет трава не растет. И птицы не поют.


Пожалуй, только Витерлиха из-за его беспечного нрава гуляки не потрясла жестокая и кровавая победа над соперником герцога. Остальные пугливо перешептываются, прикидывают, как теперь все повернется, когда все поменялось так резко.

Импровизированный пир быстро перерос в официальный. В большом зале за накрытыми столами все больше знатных рыцарей, все в красивых праздничных костюмах, яркие и цветные. Слуги сбиваются с ног, а наскоро собранные музыканты поспешно налаживают инструменты и начинают играть преувеличенно бодро и приподнято.

Пир постепенно набирает обороты, тосты все вольнее, а речи бессвязнее, рыцари расстегивают пояса, морды наливаются здоровым буряковым цветом. Крепкие здоровенные мужчины, но ничего крепче вина не видели, даже с крепленым незнакомы, потому этические нормы насчет чрезмерной жестокости вскоре отступили перед натиском подкорки, меня начали поздравлять и те, кто сначала смотрел с отвращением.

Я улыбался, отвечал на тосты, не большой любитель пьянок, но меня не свалит с ног даже бутылка водки, голова ясная, однако я пробормотал виновато, что перебрал малость, нужно чуточку проветрить голову, и покинул зал.

Слуги тоже шарахнулись от меня, страшного человека, я вышел на крыльцо. Воздуха нет вовсе, настолько он чист и прозрачен. Грудь дышит легко, только в сердце все та же тяжесть.

Я уничтожил замок сэра Корнуэлла вместе с гарнизоном, сжег замок барона Кристина и чуть-чуть не сжег замок самого герцога. Самое ужасное, нет во мне ощущения, что сделал нечто ужасное или хотя бы просто нехорошее. Вот тот старуху-ростовщицу убил, а как мучился, всего себя переел по-всякому, а я два замка с людьми – и как с гуся вода. Не потому ли, что во мне часть Терроса? Или это я сам по себе такая сволочь, которой нельзя давать в руки даже простой молоток, потому что все начинает казаться похожим на гвозди?

  157  
×
×