Ричард Длинные Руки – ландесфюрст, Стр. 106

– Хорошо, – сказал я с сильно стучащим сердцем, – теперь ждите меня здесь…

Они с укором смотрели вслед, а я, покинув седло, пошел прямо к чернеющему входу. Ощущение, что именно там некто или нечто, что знает обо мне, становится все сильнее…

Вход в пещеру кривой, свод высоко, просторно, однако из стен торчат довольно острые камни. Я двигался настороженно, уже хотел зажечь огонек, но впереди блеснул свет, через несколько минут я вышел в просторную пещеру.

В глубине слабый костер из сырых веток, сизый дым стелется по полу. Под стеной скрючился седой старик, упершись в нее костлявой спиной, при моем приближении даже не пошевелился.

Я всмотрелся, охнул.

– Агалантер!.. Что с тобой?

Он медленно поднял голову: лицо, испещренное морщинами, веки, вспухшие и красные, как после многочасовых ночных бдений.

– А-а-а, – произнес он равнодушно скрипучим голосом, – что-то знакомое… Ну да, тот герой, что вызволил меня из рук Тартеноса… Даже спас, как говорят в этом времени…

Я перевел дыхание, стараясь делать это незаметно, пусть не видит, что я трусил, но приятно, что узнал своего спасителя, а не шарахнул сразу о стену.

– Верно, – согласился я торопливо, – это я оказал ту крохотную услугу, но не стоит о таких пустяках… Что с тобой случилось, ты же великий маг? Я могу чем-то помочь?

Его высохшие губы чуть дрогнули в снисходительной улыбке.

– Молодой и сильный, – произнес он с легкой насмешкой, – отважный и не знающий сомнений… Когда-то и я таким был…

Я сказал осторожно:

– Ну, вообще-то я весь в сомнениях, великий Агалантер. Я знаю, что начавший уверенно обычно заканчивает сомнениями, а кто начинает свой путь в сомнениях, закончит в победной уверенности.

Он посмотрел на меня с некоторым интересом.

– О, мысль?.. Странно слышать от такого… зеленого.

– Кто ясно мыслит, – произнес я, – тот ясно и излагает. Я мыслю, следовательно, существую… хотя это из другой… гм… песни. Агалантер, я могу чем-то помочь?

Он посмотрел снисходительно – так король на троне смотрит на нищего у его ног.

– А чем ты можешь? Богатства меня не интересуют… Власть… тоже…

– Отомстить Тартеносу! – предложил я. – Он же тебя двести лет продержал распятым на стене!

– Двести пятьдесят, – уточнил он.

– Тем более! Его надо… самого так!

Он покачал головой.

– Когда-то и я хотел этого. Какие только мучения, пытки для него не придумывал… Потом… как-то все прошло. Слишком много жил, слишком много перепробовал, ничего нового, все повторяется, и все обрыдло…

Я переступил с ноги на ногу, еще не зная, что сказать на такое неожиданное заявление, порылся в памяти, она у меня сейчас абсолютная, отыскал фрагмент и сказал медленно и с печальной торжественностью в голосе:

– Всё суета сует и нет ничего нового под солнцем… Что пользы человеку от всех трудов его… Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки… Все реки текут в море, но море не переполняется. К тому месту, откуда текут, возвращаются, чтобы опять течь… Что было, то и будет: и что делалось, то и будет делаться… Бывает нечто, о чем говорят: смотри, это новое, но это было уже в веках… Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…

Он сперва слушал молча, потом выпрямился, глаза заблестели, начал подниматься в волнении, но стукнулся головой о выступ скалы и рухнул обратно.

– Это что? – вскрикнул он воспламененно. – Кто сказал такие золотые слова?.. Кто это понял раньше меня?

Я развел руками:

– Да был такой… Ему даже не понадобилось жить тысячу или сколько там у тебя лет.

Он сказал жадно:

– Это был мудрец!.. Я сам все понял только недавно!.. Но как же это страшно понять такое… всю эту бессмыслицу жизни.

– Что делать, – ответил я, – сэр Къеркегор… или барон Сартр сказал, что надо жить с мужеством отчаяния, а сэр Камю добавил, что да… надо, и все тут.

Он снова поник, проговорил с безнадежностью в голосе:

– Зачем? Все суета, и все зря. Я прожил не тысячу лет, а… побольше, да. И всегда и везде одно и то же, одно и то же, одно и то же… Суета сует, как говорит этот мудрец. Бессмыслица. Зачем живем?

– А как считает Тартенос?

– Тартенос, – повторил он. – Тартенос… он и помоложе… и поглупее. Двести пятьдесят лет я копил злобу и ненависть, как казалось мне, что могла бы, вырвавшись, уничтожить мир!..

– И? – спросил я осторожно.

Он устало махнул рукой.

– Даже не знаю: то ли перегорело, то ли еще что… но все вдруг обрыдло. Еще тогда, когда висел там, распятый. Сам себе начал казаться таким же дураком, как и Тартенос. Потом вот пришло долгожданное освобождение в лице молодого и глупого рыцаря… Можно было собраться с силами и отомстить Тартеносу, а я все собирался и собирался, а потом как-то понял, что мне все равно, жив он или нет, как жив или нет я сам. Все суета сует, и нет выхода из этого круговорота…