Ричард Длинные Руки – гранд

– Сложен мир, – вздохнул я, – и непонятен. Но ты хто?.. Не бойся, я не из стражи, просто иду мимо.

– Я и не боюсь, – ответила она.

– Тебе помощь не нужна, – спросил я и добавил: – Надеюсь?.. А то я сам такой…

Она спросила:

– А что ты потерял? Коня?

– Коня? Почему коня?

Она сказала так же чисто-печально:

– Меч при тебе, осталось только коня, вы же такие, больше ничего не цените?

– Ага, – сказал я, – понятно, разбитое навеки сердце, рухнувшее небо, зачем жить, когда все вот так грустно и печально…

Она повторила печально:

– А зачем жить, когда все вот так грустно и печально?

– У тебя зажиточные родители, – сказал я с сочувствием. – И не пороли, только всегда ласкали и всему потакали. Свиньи такие! Вырастили игрушку себе на радость, а ты же человек тоже, хоть и женщина, да еще красивая, что вообще хреново…

Она уставилась на меня в недоумении, вроде бы говорю ласковые слова, но какие-то поганые, в то же время голос участливый, но – это и странновато.

– А-а, – произнесла она тихонько, – тебе тоже плохо…

– Не знаю, – ответил я, – просто не спится.

– Просто не бывает, – возразила она по-взрослому, – всегда есть причина, как говорит мама.

Я спросил с удивлением:

– А как насчет вечной истины, что мама дура? И вообще родители дураки и ничего не понимают?

Она тяжело вздохнула.

– Мои все понимают. Хоть ничего и не говорю.

– Плохи твои дела, – сказал я с сочувствием. – Но, с другой стороны, если родители все понимают, то, значит, с тобой все в порядке. А что душа болит… они знают, что и это когда-то случится, как первый приход критических дней…

Она насторожилась.

– Что за…

– Ну, – объяснил я, – у тебя же началась когда-то испугавшая тебя менструация? А родители знают, что это не смертельно…

Ее глаза распахнулись, округлились, к лицу прилила густая кровь, даже я ощутил ее жар, затем девушка вскочила в ужасе.

– Как вы можете о таком говорить?.. Вы… вы… ночное чудовище!.. Вы и есть тот Кошмар Улиц, Мрачный Убийца…

И быстро-быстро убежала по ступенькам наверх, чуть придерживая обеими руками подол. Я грустно посмотрел вслед, а в голове крутится классическая фраза: «А что я такого сказал?..»

М-дя, не скоро еще можно будет говорить с девушками обо всем.

Вернувшись, я снова разулся, Бобик подошел и обнюхал меня всего, этого ему достаточно, чтобы увидеть, где я был, что видел и с кем общался. Никогда не расспрашивает, понимает, совру, а так повел носом и – вся правда, как в мисочке.

Укладываясь, я вытащил из сумки старый потертый пояс, сунул ему под нос.

– А это нюхал? Если такой грамотный, то скажи хотя бы, где он?

Бобик с недоумением поводил носом, поднял на меня взгляд честных детских глаз.

– А вот надо, – пояснил я. – Это не королевство спасать, конечно, но тоже зачтется. Может быть. Хотя вряд ли. Но мы же не ради выгоды как бы?.. Почему бы между двумя нужными делами не сделать одно полезное?.. На общественных началах, что значит – нам не заплатят! Даже «спасибо» могут не сказать, забудут, а сейчас за «спасибо» только рыцари стараются…

Он помахал мне хвостом, объясняя, что если я его почешу и поглажу, он пойдет со мной на край света. Если не почешу и не поглажу, все равно пойдет!

– Ладно, – сказал я, – спи. В самом деле, колдун же пронесся в вихре, какие уж тут следы…

Перед засыпанием мои строевые мысли перестали послушно маршировать и разбрелись, как дурные овцы по зеленому лугу. Если Изаэль и не принцесса, подсказала одна такая овца, так в будущем может ею стать, с ее жизнелюбием, любопытством, желанием узнать как можно больше о мире, чего остальные эльфы лишены начисто, она просто обязана перейти из простых разведчиков на более высокий уровень. А оттуда еще выше.

А вот что за Малиновая Земля моего Бобика… гм… ладно, все это можно отложить на потом, когда в самом деле все вопросы решу и надо будет либо фавориток заводить, либо выяснять, откуда родом Бобик…

Утром я вытащил из сумки пояс колдуна и снова сунул Бобику под нос:

– Нюхай!.. Знаю, не духи, но это работа, понял? Мужская, достойная, мы же с тобой кобели и все понимаем, верно? А теперь скажи, где этот человек живет?

Он понюхал неохотно, чихнул, пояс старый и запахом пропитался, как жареный гусь собственным жиром, посмотрел на меня с укором и даже потер нос лапой, но все верно, мужчины должны еще и работать, задрал морду и начал принюхиваться очень сосредоточенно и деловито.