Она спросила в удивлении:
– И не надоедает?
Я помотал головой:
– А в этом мы, как женщины, такое не надоедает. Мы же самцы, мы рождены в жесточайшей конкуренции, когда триста миллионов сперматозоидов устремились наперегонки… ох, что это я, простите, у меня перед глазами государственные бумаги мельтешат с их закорючками, вот так заработался, представляете? О чем я вещал так умно, что сам не запомнил?
– О вашей чувствительности, – подсказала она несколько озабоченно, – и ранимости.
– Ага, мы такие, – согласился я. – Эльфийки дуры, они всем восхищаются! Даже нечаянно пукнешь при ней, она в восторге и спрашивает, как это сумел, а при вас, ледях, осмелься только!
Леди Мисэлдон сказала отважно:
– Попробуйте! Увидите, в обморок не упаду. Ну, разве что веером…
– Не рискну, – ответил я. – Кроме того, со мной такого не случается, это я просто для наглядности. Я вообще в отхожее место не хожу, у меня же титул!.. Потому, леди Мисэлдон, дуры в конкурентной борьбе получают преимущество. Кроме того, такие вот особые женщины должны быть под рукой, чтобы не заморачиваться мыслями еще и на эту тему, как и что, ну вы понимаете. А то надо соседям войну священную и справедливую объявлять, а у меня думы о том, как затащить такую-то леди в темный угол и задрать ей платье! Это нехорошо, нерационально. А эта вот пигалица не только всегда при мне, но еще и эльфийка, что весьма даже как бы к месту.
Она округлила глаза:
– Чем же? Такая мелкая…
– Зато ей не нужно давать за такие услуги поместья, – объяснил я, – титул графини или баронессы… Эльфийки такое даже не просят. Я вообще не понимаю, почему прачке достаточно бросить серебряную монету, а виконтессе надо дарить по меньшей мере поместье?
Она сказала с апломбом:
– Ваша светлость, но неужели не видите разницы?
Я спросил с любопытством:
– А в чем она? Помимо обертки?
Она вздохнула:
– Ах, ваша светлость… да, вы правы, конфета одинакова в любой обертке, но само осознание, что вот это простая обертка, а вот эта стоит дороже самой конфеты… разве не увеличивает ее ценность?
Я посмотрел на нее с любопытством.
– Леди Мисэлдон, а вы очень неглупая женщина, не сочтите это за упрек или умаление ваших достоинств. Вы хорошо заметили и оттенили интересный момент, из-за чего обычно пренебрегают прачками и вздыхают по графиням. Это как на охоте, где ценнее всего догнать и завалить самую быструю и трудную дичь… И хотя выращенный дома барашек куда нежнее и вкуснее, но с каким азартом сдираем шкуру с убитого оленя, жарим его худое жилистое мясо, жрем и хвалим, даже если кусок в горло не лезет!
Она слушала внимательно, а когда убедилась, что не возражаю, а поддакиваю, чарующе улыбнулась.
– Спасибо за понимание, ваша светлость.
– Это вам спасибо, – воскликнул я. – Это бывает очень важно – дать точное определение. Да-да, вы все сказали точно. Однако…
– Что, ваша светлость?
Я вздохнул.
– Беда в том, что будь я виконтом, мне очень лестно было бы завалить баронессу или графиню, а герцогиню… так вааще!.. Но, увы, для майордома, эцгерцога и ландесфюрста Варт Генца не такая уж и большая разница между графиней и прачкой. А когда конфеты одинаковы, зачем платить больше?
Она надула губы, нахмурилась, я думал, обидится и уйдет, однако ее лицо вдруг озарилось озорной улыбкой, а глаза блеснули вызовом.
– Тогда, ваша светлость, – сказала она ехидно, – бедной простой графине будет лестно завалить самого ландесфюрста Варт Генца!
Я малость опешил, все-таки молодец, нашлась, развел руками и промямлил:
– Ну, разве что расплатитесь с ним чем-то особым… ибо титулов у него хоть анусом кушай, имений тоже не счесть…
Она засмеялась.
– Это я как раз имела в виду. Кроме того, ваша светлость, вы не учитываете такой пустячок…
– Леди?
– Есть женщины, – сказала она, – которые… учтите, я не указываю на себя пальцем вот так прямо, хотя вообще-то указываю, у которых и титулы, и земли, и состояние. С ними не надо расплачиваться ничем таким, что вы так цените…
Я ответил твердо:
– Все имения – государственное состояние! Король ими только распоряжается, да и то временно, так что раздавать – это разбазаривать. Иначе – казнокрадство. Кроме того, леди…
– Ваша светлость?
– Такой момент, – сказал я, – вот у вас все есть, вам ничего не надо. А вы точно знаете, что ничего не понадобится вашему брату, двоюродному дяде, племяннику?