Я заколебался, говорить или нет, он опередил:
– Мой лорд, Фальстронг называл вас сыном, и я верен вам, как был верен ему! Говорите, я выполню все!
Барон Дитвольф поддержал густым голосом:
– Мы все выполним.
Я вздохнул, произнес с раскаянием в голосе:
– Чувствую, глупость делаю, но это во мне берет верх паладин, что лезет не в свои дела, если видит, что там можно кому-то помочь… В общем, дорогие друзья, я все-таки попытаюсь, да, попытаюсь. Но обещайте делать все, что скажу, а я пообещаю, что в самом деле постараюсь покончить с войнами и сделать Варт Генц богатой и процветающей страной!
Они все буквально расцвели, словно в каждом засияло солнце, начали подниматься из-за стола и преклонять колена.
– Ваша светлость! Я ваш верный слуга!..
– Располагайте мною!
– Мы всегда с вами!
– Только прикажите!
…После завтрака военачальники, получив мои заверения, что начинаем действовать быстро и решительно, взыграли, как боевые кони при звуках военной трубы, оседлали лошадей и помчались кто к себе, кто к тем, кому доверяет, чтобы приступать к выполнению моей программы.
Я вернулся в отведенные мне покои, Изаэль притаилась в углу, тихая, как мышонок, смотрит, как я неспешно одеваюсь в дорогу, то и дело застывая, как чурбан, всецело поглощенный мыслями.
Две турнедские армии, которые я перехватил еще в Армландии и отправил в Сен-Мари, где они героически выдержали битву с морскими варварами и защитили Тараскон – последние воинские формирования Турнедо прежнего феодального облика. Правда, об этом знаю пока только я.
Два письма я послал графу Ришару сразу же, как только опасность со стороны пиратов миновала. И я отправил армии рейнграфа Чарльза Манершайда и стальграфа Филиппа Мансфельда в Гандерсгейм. В письмах я пояснил и дал подробные инструкции, что так как это армии недавнего противника, то следует, не выказывая к ним недоверия, осторожно разбавить их армландцами и сен-маринцами. Причем не знатными рыцарями, те пусть остаются там, где и были, а воинами простого звания, но как можно более умелыми и опытными. Уверен, Чарльз Манершайд, командующий северной армией Турнедо, и Филипп Мансфельд будут только рады усилению своего воинского контингента и сочтут это знаком дружеской помощи с моей стороны.
Знаю, Ришар поймет мои указания правильно, то есть как я и написал, и сочтет меры умными и своевременными. А то, что я замыслил на самом деле, пока не должен знать даже он.
Нас с Изаэль вышли проводить как сам граф Меганвэйл, так и его улыбающаяся жена, она то и дело старалась обнять мое существо, а оно инстинктивно льнет к ней, как цыпленок к маме, так что я даже втихую приревновал.
– Ваша светлость, – сказал Меганвэйл с чувством, – вы нам привезли надежду!
– Но чтоб она не завяла, – сказал я, – ухаживать надо всем.
– Мы оросим землю своей кровью, – отчеканил он твердо, – только бы все получилось и эта нелепая война затихла!
– Лучше кровью наших противников, – уточнил я. – Хотя я хотел бы вообще обойтись без крови.
– Ваша светлость?
– По возможности, – уточнил я, и он сразу успокоился, потому что это «по возможности» дает достаточно широкий простор для толкований, а значит, и действий.
Я обнял его, поцеловал леди Лауру в губы, так положено, если я принимаю на себя роль сузерена, свистнул Зайчику.
Из конюшни донеслось бодрое ржание, Зайчик выбежал рысцой, волоча за собой повисших с обеих сторон конюхов, сытый и довольный.
В глазах Меганвэйла я увидел откровенный восторг, он покачал головой.
– Чем его только не кормили… Я ходил смотреть, как он ест! Подковы старые, всякое негодное железо… Сэр Ричард, я уже всех предупредил, вас встретят графы Арнубернуз и Фродвин.
Я сказал с удовольствием:
– Хорошо, я знаю обоих.
– Они о вас самого высокого мнения…
– Я старался ничем себя не уронить, граф.
– Переговорите пока с ними, – предложил он, – а я к вечеру тоже присоединюсь к вам. Пока нужно лично разослать гонцов с новыми распоряжениями.
– Хорошо, граф, – сказал я тепло. – Начнем восстанавливать Варт Генц!.. Но только…
– Ваша светлость!
– Но только не подводите, – сказал я со вздохом. – Чувствую, что поработать придется много и… кое-чем пожертвовать на первых порах.
Он воскликнул истово:
– Ваша светлость! Когда зримо виден выход… вы не представляете, как мы будем стараться и как от многого сможем отказаться!