Она легонько улыбнулась, узел на ленте в ее волосах на глазах заметно ослабевает, как они это делают, не представляю, волосы вот-вот хлынут по плечам, а женщина с распущенными волосами все равно что голая…
– Ваша светлость, – произнесла она с милым женским лукавством, – заслуживает того, чтобы со всего королевства съезжались посмотреть на героя, сделавшего невозможное! А вы это сделали. Но вы правы, я приехала по делу.
Я с облегчением перевел дыхание, стараясь проделать это понезаметнее.
– Слушаю вас, леди.
Она прямо посмотрела мне в глаза и произнесла с надеждой и отчаянием:
– Ваша светлость, мой муж умер, однако я успешно управляюсь с нашими владениями и все налоги вношу исправно. Умоляю вас оставить все так, как есть!..
Ее лицо раскраснелось, в глазах влажно блеснули слезы. Лента на волосах уже едва-едва сдерживает тяжелую копну. Я старался отогнать этот образ, но все равно представил, как они освобожденно хлынут по плечам, упадут на спину и грудь… ага, на голые плечи и грудь, потому что женщина распускает волосы только в постели. Внутри меня разливается уже не тепло, а настоящий жар, и я понял, что сам по своей воле охотно поддаюсь простейшему манипулированию.
– Все, – повторил я задумчиво, будто есть над чем думать, – как есть… Простите, что забегаю вперед, но вы имеете в виду, видимо, совсем не административное или территориальное местоположение ваших земель…
Она торопливо кивнула, запруда в глазах переполняется слезами, вот-вот хлынут по щекам. Самый удобный момент, чтобы прижать ее к своей груди и утешать, поглаживая по голове, как ребенка. Мы ко всем женщинам предпочитаем относиться, как к детям, это нас возвышает, а плечи делает шире.
– Ах, ваша светлость!..
Я ответил с сочувствием:
– Это что-то личное?
Она кивнула, от этого движения слезы освобожденно побежали по щекам, прозрачные, чистейшие, как сверкающие жемчужины, и наверняка даже чуточку сладкие, вон она вся какая. Это не наши мужские слезы, что могут прожечь камень, если упадут на пол.
– Ваша светлость, сжальтесь!
Я удержал себя в кресле, как дурного кобеля за ошейник, сиди, скотина, пора научиться смирять свои животные порывы, и не маскируй их под сострадание к женщине, сам знаешь, что начни утешать, и через две минуты окажешься с нею в постели. А потом хрен расплатишься.
– Леди Эмили, – сказал я с великим сочувствием, – позвольте догадаться… Если я скажу что-то не так, немедленно поправьте, хорошо? Невзирая на то, что я ваш сюзерен…
Она торопливо кивнула, даже слабо улыбнулась, да-да, конечно, поправлю, а там посмотрим, какой ты сюзерен и кто вообще из нас сюзерен.
– Вы хотите сказать, – продолжил я, – но из врожденной женской деликатности не решаетесь выговорить вслух… просьбу не выдавать вас замуж? Простите, что сразу беру быка за… рога.
Она кивнула и всхлипнула.
– Ах, ваша светлость! Вы сама деликатность и чуткость!
– Да-да, – согласился я, – кое-что чую, а как же. Не чуял бы, меня бы и куры загребли. Вы видели, как куры гребут? То-то.
– Ваша светлость, – воскликнула она, – это и есть моя просьба!
Я уточнил с тяжеловесностью тупого слона, но это нужно, чтобы потом не было никаких иных толкований:
– То есть вы замуж не хотите?
Она помотала головой:
– Нет!
Я сказал с сочувствием:
– С моей стороны было бы нечестно поступить так, леди Эмили, как вы подумали и предположили даже. Вы правы, если бы вы запустили хозяйство, люди бы у вас голодали, устраивали бунты, нападали на соседей, я был бы вынужден выдать вас замуж за одного из тех, кто железной рукой навел бы там порядок и обеспечил поступление доходов в казну.
Она вскинула голову, всматриваясь в меня с недоверием и надеждой.
– Значит, вы не планируете отбирать мои владения?
– Ни в коем случае, – заверил я. – Коней на переправе не меняют. Лучшее – враг хорошего. Если все идет хорошо, нужно быть дураком, чтобы менять что-то. Я похож на дурака?
Она сказала слишком быстро:
– Нет-нет, ваша светлость!
– Значит, похож, – определил я. – Но все равно замуж вас не отдам. Вдруг ваш муж окажется хозяйственником ни к черту? Он же все равно захочет всем управлять, мы это весьма любим! Так что ваши опасения напрасны.
Она прошептала с мольбой в глазах:
– Это… правда?
– Абсолютная, – заверил я. – Леди Эмили, вы правы, мир пока несправедлив к женщинам. Но и вы должны признать, почти все они – набитые дуры. За редким исключением, как вот вы. Это не комплимент, это констатация факта. Вы не только красивая и весьма эффектная женщина, но и весьма умная, уж простите за применение такого непривычного слова к женщине, что кого-то может даже оскорбить. Но из-за дур дорога перекрыта и для вас, умных. Надеюсь, леди Эмили, у нас будет еще более подходящий повод повидаться. Я в самом деле, если честно, хочу развязать вот ту ленточку на вашем платье, но сейчас, как вы понимаете, это было бы нечестно как с моей стороны, так и с вашей. Похоже на взятку, которую вы суете мне, а я похабно принимаю.