68  

– Странное вино, – произнесла она озадаченно.

– Чем? – буркнул я.

– Обычно маги не создают, – объяснила она, – а крадут из чьих-то погребов. Но это…

Я поморщился, прервал:

– Так какие соображения насчет того мира? Думайте поскорее!.. Хотя день только начинается… но все равно потом придет вечер, кто бы мог подумать, а потом… Я хоть и дурак, но мне все равно страшно. И хотелось бы чуть больше защиты на случай, если снова окажусь там. А я окажусь обязательно! Что-то во мне такое интересное, хорошее не очень липнет, а вот всякое-разное…

Граф вздыхал, мялся, я видел по его сосредоточенному лицу, как пытается что-то придумать, брови поднимаются все выше, пока наконец, взлохмаченные и растрепанные, прилипли где-то в районе макушки, а глаза стали размером с блюдца.

– Невероятно, – прошептал он. – Я все равно никак не могу даже представить! А вы там были. И даже вино пьете.

Я сказал со злорадной гордостью:

– Еще налить?

Он покачал головой:

– Нет, спасибо, я еще неделю буду пьян одним таким рассказом. Ваша светлость, вы сами не понимаете, что сделали. И никто, думаю, не сможет объяснить, как получилось.

– Почему?

Он тяжело вздохнул, посмотрел на Вельву. Она осторожно поставила бокал на стол.

– Спасибо, ваша светлость. Очень необычное и вкусное вино. А насчет того мира… В него может попасть только такой же темный человек, как и те… или еще темнее. Вы понимаете? Вы должны быть таким же чудовищем! Однако я не чувствую в вас темного зверя.

Я хмыкнул:

– Ну, насчет темного… Все бываем… не идеальными.

Граф завозился в кресле, я все-таки создал ему еще вина, уже покрепче, и он хоть и отказывался, но ухватился за фужер, как утопающий за проплывающую мимо мачту.

Вельва сказала с жалостью:

– Вы так и не поняли, ваша светлость? Простите за такие слова, но я забываю про церемонии, когда волнуюсь. Вы – чудовище, если говорить честно и прямо как у вас, мужчин, вроде бы принято. Вы попали туда как чудовище, и только как чудовище. Другого пути в тот Темный Мир нет. Да вы и сами видели, там оказались один, а ваш друг граф остался здесь.

Граф сказал с достоинством:

– Я был бы рад обнажить клинок рядом с его светлостью.

– Но вы здесь, – сказала Вельва. – И туда никогда не попадете.

Он зябко передернул плечами.

– И слава Богу! Но хотелось бы, чтобы и сэр Ричард туда не попадал больше.

Она задумчиво посмотрела на него, на меня.

– Если вы попали в Темный Мир, – проговорила она медленно, – вы не только доказали, что темный, но и должны были там все принять, как свое родное. Однако же…

– Может быть, – спросил я задумчиво, – я просто неуживчивый?

Она переспросила:

– А вы уживчивый?

– Да как сказать…

– Так и скажите!

– С одним уживаюсь, – ответил я. – С другими притерпливаюсь. Но там оказались все такие гады, что ни ужиться, ни столерантниться…. Граф, проследите лично, чтобы эту голову выделали, как следует, и над камином… Нет, там попортится. Лучше у входа в главный зал! Чтоб все видели.

Он не слушал, отпил вина и рассматривал меня поверх края с великим изумлением.

– Сэр Ричард, – проговорил он свистящим шепотом, – что-то в вас не совсем так.

– Ну-ну, дальше?

– Вельва говорит, – сказал он, – вы чудовище, но и… не чудовище. Я тоже вижу, что вы даже очень не чудовище. Хотя, конечно, если хорошо присмотреться… но зачем? Ни к кому не стоит присматриваться слишком уж, вы понимаете? Иначе друзей не останется.

Я буркнул:

– Спасибо на добром слове.

– Пожалуйста, – ответил он с готовностью, – да это я так, не подумавши! Я хотел сказать, что чудовище вряд ли угостило бы меня таким прекраснейшим вином! Скорее, само бы мною угостилось. Может быть, даже Вельвой, хотя она и костлявее…Но все-таки… как?

Я хмыкнул.

– Хотите назвать меня святым человеком и не решаетесь из природной скромности? Не скромничайте, сэр Генрих, такую правду можете говорить прямо в мои честные бесстыжие глаза. И сколько угодно. Во мне темная сторона и светлая, как у всех нас. Господь вдохнул часть своей души в Адама, но Ева зачала от змея, вот у нас теперь эта двойственность света и тьмы. Человек хуже зверя, когда он зверь, но может быть и чище ангела… ну, это во мне говорит дьявольское самомнение. Но что хуже зверя, это точно.

Он все еще не мог оторвать от меня взгляда изумленных глаз.

– Но почему никто… кроме вас… не смог даже увидеть тот мир? Вельва, ты что думаешь?

  68