Краем глаза уловил, как вытянулось в недоумении лицо графа Гатера, как дико посмотрел барон Уроншид, поморщился Морган Гриммельсдэн, как вообще переглянулись рыцари. У всех на лицах вопрос: а из-за чего же тогда вообще воевать?
Барон Фрейтаг спросил с напряжением в голосе:
– Что вы этим хотите сказать, ваша светлость?
Я сказал примирительно:
– Дело в том, что повесить… гм… это необратимо. Мне кажется, у вас и какой-то личный интерес к этому делу. Я не прав?
Барон Фрейтаг вспыхнул, снова бросил ладонь на рукоять меча. Глаза вспыхнули яростью.
– Это не имеет значения! Герцог велел повесить!
Я слегка поклонился.
– Ничего не имею против распоряжений герцога. Говоря по правде, мне этот ваш беглец тоже не очень нравится. Но сейчас он, увы, под моим покровительством. И потому я предпочту, чтобы герцог лично…
Барон вскрикнул:
– Что?.. Герцог никогда не унизится…
Я сказал резко и громко:
– До чего? До разговора с другим герцогом?.. Барон, вы понимаете, что вы сказали?.. Кем вы меня назвали, повторите громче!
Он побледнел, рыцари за его спиной зароптали, я чувствовал, что сыграл верно, подловил гада, а мои рыцари, чистые души, заговорили громко и гневно.
Барон сказал уже тише:
– Герцог всегда был доволен моей службой. И все, что я делаю, находило одобрение его светлости.
– Не сомневаюсь, – ответил я, и он с облегчением перевел дух. – Но в данном случае предпочту услышать подтверждение от самого герцога. Потому что, если этого повесят, а надо было, скажем… всего лишь отрубить голову, то совершенного не исправить, и страшная юридическая ошибка будет довлеть над совестью его светлости, а вассалы по всему герцогству будут говорить о величайшем промахе сюзерена, которому нет оправдания.
Граф Гатер смотрел горящими глазами то на меня, то на отряд Фрейтага. Седло под ним непрерывно скрипит, а меч то покидает ножны до половины, то заползает в норку снова. Он уже потерял нить юридических хитросплетений, для него все слишком сложно, просто смотрит с надеждой и ждет, когда я велю броситься в атаку.
Другие рыцари тоже готовы в бой, я перехватывал непонимающие взгляды.
Барон Фрейтаг дергался, менялся в лице, в глазах откровенная ненависть, наконец прохрипел так, словно грыз кость:
– Тогда вы должны ехать с нами.
Я удивился:
– Зачем?
– В крепости его светлости, – пояснил он, я уловил в его голосе скрытое злорадство, – вам окажут достойный прием. И герцог лично огласит приговор.
Я повернулся к графу Гатеру:
– Нам по пути?
Он помотал головой:
– Нет. Но проедем совсем близко.
Я кивнул, повернулся к барону Фрейтагу:
– Сделаем так. Пошлите гонца, чтобы герцог выехал навстречу. Там, на развилке дорог, он и подтвердит, что должен повесить и почему я должен передать ему этого… человека.
Барон Фрейтаг напрягся, лицо окаменело, а голос прозвучал резко:
– Герцог ничего не делает по чужому требованию!
– Это не требование, – сказал я громко, чтобы обязательно услышали его люди. – Это мудрое решение, устраивающее обе стороны. Мы все равно поедем дальше, потеряем какое-то количество наших рыцарей и, перебив всех ваших… Но стоит ли из-за этого спорного человека губить доблестных рыцарей? Не лучше ли вашим и нашим пасть за более достойную красивой гибели цель?
Наступило тяжелое продолжительное молчание, послышался скрип арбалетной тетивы, кто-то из людей барона Уроншида решил подтянуть еще туже.
Барон Фрейтаг наконец крикнул громко, не поворачивая головы:
– Сэр Отто!
За спинами его рыцарей откликнулся молодой голос:
– Слушаю, ваша милость!
– Отправляйся в замок, – велел барон злым голосом, – перескажи герцогу все, что видел и слышал. Пусть решит, как поступить.
– Будет сделано, ваша милость!
– Пошел! – рявкнул барон.
От их отряда отделился всадник в легкой кольчуге и на быстром коне, не отягощенном ни броней, ни даже покрывающей морду и круп попоной. Я узнал одного из тех, что так неудачно преследовали этого Фонтане.
– Ну вот и хорошо, – произнес я с удовлетворением. – Вы приняли мудрое решение, дорогой барон.
Он едва не скрежетал зубами, но вежливо поклонился, что этикет с нами делает, произнес церемонно:
– Рад, что вы одобрили. Мы поедем за вами.
– Очень разумно, – одобрил я. – Только не слишком близко. Вы же понимаете…
Он снова ответил с легким поклоном:
– Да-да, все будет соблюдено.