Ричард Длинные Руки – герцог, Стр. 107

Гатер, не утерпев, начал жадно расспрашивать о Сен-Мари. Барон Уроншид, что сам хотел бы все узнать, но стесняется приставать с расспросами, поехал с другой стороны и едва не выпадал с седла, стараясь не пропустить ни слова.

– Сейчас главное там, – сказал я, – Гандерсгейм. Клянусь всем, что мне дорого, да видит Господь Бог, что я предпочел бы освободить эти благословенные земли без сражений и кровопролитий.

Все, кто услышал, посмотрели на меня с великим удивлением. Как такое может говорить тот, кто даже по ночам, не утерпев, уходит в мир сражений и кровопролитий?

Гатер сказал обиженно:

– Ваша светлость… а как же воинские подвиги?

– Все будет, – пообещал я. – Но я как герцог предпочел бы мягше, мягше… Но мир таков, что ничто не дается даром. Потому с Божьей помощью мы сметем вражеские войска, разобьем их, захватим города и убьем их кошек!..

Барон взвизгнул, как щенок, которому подарили красивую игрушку и позволили изгрызть ее всю.

– А земли? – напомнил он ликующе и тревожно.

– И земли, – подтвердил я. – Захватим и заберем. Нам придется убить многих, но мы чисты перед Господом, ибо наше дело правое, и потому останемся безгрешны, сколько бы варваров не… устранили!.. Наша душевная чистота позволяет нам вершить правый суд прямо на месте без всяких там юристов.

Граф Гатер улыбнулся так широко, что шире, по-моему, улыбается только череп.

– Вот это жизнь! – воскликнул он.

Кони теснятся, нас с графом подпирают со всех сторон, рыцари едут тесной кучей, все слушают жадно и внимательно. Глаза горят, и хотя я постоянно говорю о возможности захватить богатую добычу, свинья потому что, но большинство из них все-таки рвется на войну чисто и бескорыстно ради удали, жажды подвигов и желания проявить личное мужество в сражениях и завоевать славу.

Дорога вывела на простор, далеко впереди вздымается горный кряж, не слишком высокий, если смотреть отсюда, однако дорога осмотрительно и мудро начала брать влево еще издали.

Далеко в стороне проступила полупрозрачная стена, похожая на вставшую поперек мира льдину из чистейшей воды с угрожающе нависшим пенистым козырьком. Плечи мои сами по себе передернулись, представил, как все это рушится…

Из рыцарей никто и глазом не ведет в ту сторону, смеются, разговаривают, отпускают шуточки. Наконец я поймал взгляд графа Гатера и кивнул в сторону удивительной горной гряды.

– Что это за чудо?

Граф оживился.

– А, вы же не знаете?.. Ну да, откуда… это волшебник Уксанам.

– Тут живет?

– Нет, это он создал.

– Давно?

– Тысячу лет назад, – пояснил он и улыбнулся понимающе. – Я понимаю, что вам очень хочется, но, увы, испробовать острие меча против богопротивной магии не удастся. Тысячу лет, если не больше, его никто уже не видел. Легенды гласят, шла большая волна с моря… Да вы видите сами, насколько… большая. И сметала на своем пути целые города.

– А он взял и остановил?

– Именно.

– Мудрый был человек, – сказал я знающе, сам такой. – Мог бы взад ее пихнуть, а он взял вот и в назидание.

Граф подумал, кивнул:

– Да, наверное, пихнуть взад было проще, чем вот так заставить воду встать. Да еще и велеть не рассыпаться.

Через час приблизились настолько, что я в полной мере оценил подвиг древнего волшебника. Этот похожий на соляной или кварцевый кряж не просто похож на застывшую волну в сотню этажей. Сюда в самом деле шла исполинская стена воды, готовая снести все и вся и, наверное, уничтожавшая все на пути, не только города, но каким-то образом тот удивительный человек сумел в мгновение ока остановить ее, заставить застыть.

Именно в мгновение ока, потому что так и осталась не просто отвесной стеной, но и с сильно загнутым вперед краем на уровне от восьмидесятого этажа и выше.

Граф Гатер сказал почтительно:

– Говорят, мощь древнего заклятия велика и необорима. Да и сами видим! С этой застывшей стены за все века не отломился ни единый камешек!

– И потому все к ней привыкли, – сказал я. – Все примелькалось, и уже не обращают внимания. И его попытка напомнить нечто… ушла в песок, как и вода.

Он понял, слабо улыбнулся.

– Да, наверное, просто привыкли. Но если удивляться всему, ваша светлость, человек должен всю жизнь ходить с раскрытым ртом! А когда жить?

– Да, – согласился я, – у нас рот только открой…

Потянулась глинистая, непригодная для земледелия долина, вся уставленная могильными камнями, где я с удивлением увидел и несколько каменных крестов. Еще на десятке гранитных и мраморных плит уцелели изображения креста.