60  

– Маркиз, вы готовы?

– Минутку, – сказал я. – Я тоже переговорю со своим сюзереном.

Он отступил, а я мысленно обратился к Богу, потому что на небо смотрим по дурости, с чего бы он там сидел, Бог в каждом из нас, всегда говорит с нами, да мы не слушаем, бравируем независимостью, бахвалимся, что нам родители не указ, что сами с усами…

Господи, шепнули мои губы беззвучно, кто из нас вспоминает о тебе, когда хорошо?.. Но даруй победу, потому что, хоть я и свинья, но сейчас я вроде бы на верной стороне. Не в том смысле, что на стороне короля Хенриха, да хрен с ним, королем, но я… да ты сам все понимаешь, что это я зря шлепаю губами! Ничего тебе не обещаю в случае победы, да ты и сам знаешь, я слаб и податлив, хвастлив и самоуверен, но время от времени стыжусь своих слабостей… когда замечаю, а замечаю, если честно, редко. Но во мне есть твоя искра, и я стараюсь не дать ее погасить… другим свиньям, хотя сам, увы, могу… Словом, даруй мне победу. Она не только мне сейчас нужна, но для других… да фиг с ними, другими, эта победа нужна тому, что во мне от Тебя…

– Маркиз, – повторил Эльрих с нетерпением, – вы готовы?

– Готов, – пробормотал я, – на все готов, даже жениться… А еще плюнуть в рыло тому, кто скажет, что я некультурный. Противник еще не ушел?

– Дожидается, – ответил Эльрих с недоумением.

Я вздохнул.

– Какой терпеливый… Почему ему так не терпится умереть?

В толпе шушукались, передавая мои слова. Граф повернулся и смотрел на меня свысока, как на ползающего у ног пыльного жука. Король Бекштайн вскинул руку, граф Анжер ответил таким же жестом уверенного в себе воина. На поле выбежала женщина и надела поверх шлема этого черного рыцаря венок с цветами.

В толпе вяло прокричали ему здравицу, но большинство смотрели на меня. Я сказал громко:

– Люди недостойные легко меняют честь на почести.

Среди собравшихся послышались одобрительные выкрики. Я вспомнил, что в этом обществе очень ценятся всякие остроумные замечания, и сказал еще громче:

– Стыд и честь – как платье: чем больше потрепаны, тем беспечнее к ним относишься.

К моему удивлению и облегчению, поединок оказался «под старину», то есть на покрытых броней и цветными попонами конях, в рыцарских доспехах, с обязательными копьями, а остальное оружие – на усмотрение сражающихся.

Коня мне выделили могучего, толстого, способного, как я понял, пойти в быстрый галоп и продержаться в нем с четверть часа. Герольд по очереди спросил нас, кто мы такие и чего явились. Мы добросовестно ответили на эти ритуальные, а точнее, милицейско-протокольные вопросы, герольд уточнил, как будем драться, я не успел ответить, как Анжер прорычал надменно:

– До смерти противника.

Герольд повернулся ко мне, я развел руками.

– Вы ж видите, он сам сказал, что жаждет умереть…

Затем мы, уже сидя на конях, кланялись и склоняли копья перед королями, красиво расходились в стороны и снова сходились, выполняя сложные ритуальные движения. Я, как попугай, повторял все, что делает Анжер, моля Бога только, чтобы граф не додумался нарочито выкинуть какую-нибудь глупость, но у него, к счастью, юмора оказалось не больше, чем у седла, в которое я плотно всадил задницу.

Нам надели шлемы, подвязали ремнями, чтобы слюни не вытекали. Мы разъехались на разные стороны поля. Герольд повернулся к королю Хенриху, тот кивнул, повернулся к Бекштайну, тот в нетерпении махнул рукой.

Звонко и торжественно пропели трубы. Конь подо мной пошел бодро, но не Зайчик, я покрепче стиснул древко копья, постарался нацелиться в закованную в железо харю. Очень рискованный удар, слишком велик шанс промахнуться. Надежнее бить в щит, но я в прежних поединках поверил, что я быстр и точен… в сравнении с большинством рыцарей, и сейчас ударил, куда и нацелился. Меня тряхнуло, копье с треском разлетелось в щепки.

Я пронесся к концу поля, ухватил новое копье и развернулся для новой схватки, втайне надеясь, что ее не понадобится: мой удар был подобен удару кувалды в лицо.

Граф Анжер на той стороне уже с новым копьем в руках разворачивался в мою сторону. На его шлеме ни царапины, но мне показалось, что смотрит на меня заинтересованно. Конечно, если других выбивал из седла копьем с первого же удара, то его понять можно, но я выдерживал удар копья в щит и от парней покруче.

Снова пропели трубы, давая сигнал к схватке, мы понеслись навстречу один другому. Дробный нарастающий стук копыт, конский храп, летящая навстречу закованная в лучшую сталь масса… удар, треск, я зашатался, но из седла не вылетел.

  60