Ричард Длинные Руки – маркиз, Стр. 108

Она не ответила. Когда мы выехали с территории рынка, я левой рукой потрогал ее полуобнаженное тело и сразу же получил болезненный удар в запястье.

Пальцы онемели, я сказал зло:

– Дурочка… Я только убрал твои кровоподтеки.

Некоторое время мы ехали молча, ее голос раздался неожиданно:

– Ты потратил на меня амулет Спасения?

– Можешь считать и так, – буркнул я. – Извини, что не сразу. Не хотел… чтоб цену на тебя повысили. Здесь это прошло незаметно, а в гостинице уже не увидят твоей удалой разбитой морды. Прости, это я так шучу неудачно.

Я остановил коня возле лавки, где торговали тканями. Сказал, не оборачиваясь:

– Я хочу тебе купить какое-то платье. Если захочешь удрать сразу, то вот тебе пара золотых монет. И немного серебра, не за все же платить золотом…

Мой кулак с зажатыми монетами чувствовал ее теплый живот, некоторое время ничего не происходило, затем ее голос прозвучал над моим ухом:

– Делай, как знаешь.

Я соскочил на землю, набросил повод на крюк, лавочник уже распахнул угодливо двери. В лавке тюки грубого полотна, это на паруса, понятно, совсем немного яркой цветной ткани, лишь на одной нижней полке одежда.

– Женская есть?

Хозяин развел руками.

– Зачем? Женщины себе шьют сами! А вот для мужчин есть очень нарядные костюмы…

– Мужские мне не надо, – ответил я и повернулся, чтобы выйти.

От двери раздалось:

– А вот мне подойдут!

Моя рыжеволосая красотка вошла легкой походкой уверенной в своих силах и своем очаровании молодой женщины. От кровоподтека не осталось и следа, я задержал дыхание при виде такого совершенного лица.

Лавочник смотрел на нее остолбенело.

– Вам?

– Мне, – подтвердила она. – Я люблю носить мужское.

Он угодливо поклонился.

– Как скажете… леди.

Я наблюдал, как он выкладывает перед ней расшитые где золотом, где серебром, где бисером камзолы, шелковые панталоны, рубашки из дорогой ткани.

Она выбрала довольно быстро, совсем не по-женски, переоделась в темной кладовке и вышла, сияя такой красотой, что просто и не знаю… Наверное, за такую можно бы дать и все пять монет.

Расплатившись, она прошла к двери, я тупо последовал следом. На улице она остановилась, я чуть было не преклонил колено, чтобы взобралась в седло, потом вспомнил, что это же мой конь, ругнулся молча, вскочил в седло и подал ей руку.

Она с моей помощью запрыгнула легко и умело. Я повернул коня, теплые руки ухватили меня за пояс. Конь горестно вздохнул и пошел посередине дороги.

За спиной раздался напряженный голос:

– А что ты сам собираешься со мной делать?

– Ничего, – ответил я равнодушно.

После паузы она поинтересовалась чуть ядовито:

– Тогда спрошу иначе, для каких целей купил?

– Не купил, – поправил я, – а выкупил. Мне почему-то показалась, что такая красота не должна никому служить. Наоборот, ей должны служить. Это я так, галантничаю. Набрался в столице, как собака блох, этих дурацких любезностей… Потому ты свободна. Я просто помогу тебе, не слишком обременяя себя, выбраться в места, где будешь чувствовать себя хотя бы в безопасности.

– Как поможешь?

– Я же сказал, не слишком обременяя себя. То есть дам пару монет, а там сама думай, как ими воспользоваться.

– А ты?

– Что я? У меня своих дел, забот и приключений хватает. Даже без баб.

– Значит, сам ты не собираешься тешить свою похоть?

Я сказал раздраженно:

– Убери сарказм, пожалуйста! По-твоему, я такой урод, что мне для таких обыденных целей надо женщин покупать? Да мне красотки и поярче тебя на шею вешаются! Да где там, под коня бросаются!

После паузы послышался ее короткий смешок.

– Я тоже подумала, что под коня.

– Ну вот и лады. Почему от женщин только хлопоты?

– Но тогда…

– Во мне проснулась благотворительность, – объяснил я. – Некая матерьтерезистость, однако. Ненадолго, правда. Теперь уже возжалел. Конечно, ты не стоишь и одного экю, а я отвалил целых три золотых, дурак. Даже идиот! Что на меня нашло? Наверное, после вчерашней пьянки почудилось, что стадо коров покупаю… А сейчас в этой одежде ты вообще на все четыре тянешь. Правда, с одеждой. Ну да ладно, в кости больше проигрывал. За себя можешь быть спокойна. Сам не полезу, это урон моей гордости, и другим не дам.

Она поинтересовалась:

– А другим почему? С друзьями надо делиться.

– Обойдутся, – ответил я. – Это не ревность, а так. Я платил, а пользоваться им? Нет уж.