– Точно?
– Говорят, – ответил он равнодушно.
– Может, врут?
Он пожал плечами.
– Вон на господина Клименталя или господина Урлоса так не говорят же?.. Вообще никто такое и не скажет!.. А на того сеньора все показывают пальцем.
– Логично, – согласился я, бросив под стол половину утки. Подумал, что утка жирная, а жир у них тугоплавкий, отправил следом и вторую половину.
Крестьянин проследил, как режу кролика, сказал понимающе:
– А вы из действительно благородных…
– Это как?
– Бедные благородные все жрут, – объяснил он. – А богатые харчами перебирают.
Я возразил:
– Был бы я богатым, скитался бы по таким дорогам?
Он посмотрел хитро.
– Мало ли какая блажь придет в голову?..
– Например?
Он хмыкнул:
– В золотой клетке птицы не поют.
Я допил из своей чаши, поднялся.
– Спасибо за компанию. Надеюсь, с этим кувшином и вдвоем справитесь! С виду вы ребята крепкие.
Оба заулыбались довольно.
– Счастливой дороги, ваша милость!
– Спасибо, – ответил я вежливо. – Бобик, вылезай. Все кончилось.
Глава 10
Во дворе тихо, часть побитых убралась, другие у колодца замывают разбитые в кровь морды. На меня покосились злобно, но никто и слова не вякнул, а я прошелся к Зайчику неспешно, напрягая мышцы и втягивая живот, вот я весь какой, весь тугой и круто сваренный, всегда готов к вызовам и всегда по-христиански – сторицей.
Сытый Бобик шел следом и весело скалился, понимает, гад, только комментирует про себя.
– Поедем обратно, – сказал я Зайчику. – Грубые тут люди какие-то. Не понимают нас…
Он вздохнул и посмотрел через мое плечо вдаль, словно видел в дымке прекрасные… или ужасающие города прошлого, на месте которых теперь лес, трава, дикие звери и люди, мало отличимые от зверей.
Бобик сперва бежал впереди лениво и тяжело, но вскоре утятина и крольчатина улеглись в животе, и он унесся огромными скачками, успевая показываться справа и слева почти одновременно.
Впереди на обочине дороги телега с унылой лошадкой, небогатый скарб, а группа хохочущих мужчин тискает двух женщин. Я придержал Зайчика, вполне возможно, забавляются свои же, шутки бывают и грубыми, но одна из женщин закричала отчаянно и беспомощно, вторая в бессилии уронила голову.
Я подумал тоскливо, что для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки. Так что если я считаю себя хорошим, то должен даже через «не хочу» вступиться за этих людей. Благородное положение обязывает.
Тяжело вздохнув, я толкнул Зайчика и, подъехав ближе, велел властно:
– Эй, там!.. Оставьте их в покое.
Вожак оглянулся, смерил меня уважительным взглядом с головы до ног.
– Ты крепок, – заметил он, – но ты глуп.
– Почему?
– Родился таким.
– Нет, почему так решил?
– Считать не умеешь, – объяснил он. – Ты один, а нас восьмеро.
– Да, – согласился я, – для такого орла надо бы больше. Но я сегодня добрый и… отпускаю вас.
Он захохотал, очень довольный.
– Молодец! Люблю людей с юмором. За это мы тебя не убьем. Только отрубим руки… ха-ха… да ноги… га-га-га!
Один из разбойников принялся срывать с ближайшей ко мне женщины платье. Она кричала и закрывала ладонями оголенную грудь. Я послал Зайчика вперед, Бобик поглядывал на меня с надеждой, но я предостерегающе покачал головой.
Они еще не верили, что я вмешаюсь, за оружие ухватились, но запоздало. Я рубил, сбивал с ног, топтал, снова рубил, затем догонял и рубил. Последним был вожак, он закричал отчаянно:
– Ваша милость, пощадите! Мы не разбойники!
Я придержал меч.
– А кто?
– Мы идем на заработки, – прокричал он торопливо и перекрестился. – Вот крест даю!.. Трое плотников, четыре каменщика, а я столяр. Говорят, в городе нужны хорошие руки… А тут выпили малость, увидели женщин с повозкой… Дурь ударила в голову. Но и они виноваты!
– В чем?
– Не должны женщины ездить сами, – заявил он. – Если без мужчин – это уже общие женщины!
Я оглянулся на обеих женщин, одна с плачем собирала разбросанный скарб, вторая успокаивала ревущих в повозке детишек.
– Разные причины у разных людей, – ответил я. – И никто не вправе судить о других лишь на основании своего мнения. Может быть, их кормилец умер в дороге! Бесчестно пользоваться слабостью. Слабым надо помогать, это обязанность мужчин. А мужчина ли ты?
Я занес меч, он завопил:
– Да понял я, понял!.. Весь хмель из головы ушел. Раскаиваюсь, раскаиваюсь!.. И клянусь до конца жизни заботиться о них!