Сэр Герцлер нервно возразил:
– Господь?.. Я больше думаю, что это дьявол нас завел в эту ловушку.
– Не думать надо, – изрек Тамплиер с нажимом, – а верить! Господь посылает тяжкие испытания только тем, кто ему нужен, кто ему ценен. На остальных внимания не обращает вовсе… А вы, сэр Герцлер, сможете уследить за всеми муравьями? Не-е-ет, смотрите только на тех, кто усердно тащит в муравейник толстую гусеницу…
– Или муху, – сказал я.
– Почему муху?
– Ее не так жалко, – объяснил я. – А из гусеницы появляется бабочка.
Тамплиер изумился.
– Правда?
Я перекрестился.
– Господь, создав ее, подал человеку намек, что и он может вот так ползать всю жизнь по листьям и жрать, жрать, жрать, а потом – р-р-р-раз!..
– Интересная мысль, – проговорил Тамплиер задумчиво. – Значит, муравьям Господь отдает только тех гусениц, которые уж точно не превратились бы в бабочек.
Сэр Герцлер простонал:
– Прекратите меня мучить богословием!.. Я от него сбежал еще в четырнадцать лет…
В стене широкий желоб, что тянется вверх и пропадает в темноте свода. Мне показалось, что поверхность стены внутри отшлифована до блеска. Пол в желобе отличается по цвету от остального пола. Я задрал голову, все верно, стены выглажены, словно после работы кирками поработали еще и стамесками, а потом и наждачной бумагой.
– Идите сюда, – позвал я, сдерживая сильнейшее сердцебиение. – Что-то странное…
Сэр Герцлер подошел с готовностью, но не ступил на плиту, а вертел головой, руку не убирал с эфеса меча.
– Вроде бы никого, – сообщил он.
– Сэр Тамплиер? – сказал я.
Тамплиер прогудел с сомнением:
– Что там?.. Чисто. И пусто.
Мы с сэром Герцлером зашли на эту плиту, последним ступил Тамплиер. Каменный пол дрогнул, мы ухватились друг за друга. Огромная пещера начала опускаться, сэр Герцлер охнул и забормотал молитву.
Через мгновение пещера исчезла, перед глазами быстро понеслась вниз стена. Тамплиер упер руки в бока и оглядывал сузившееся пространство невозмутимо и с непонятным удовлетворением. Нас, как внутри исполинского поршня, стремительно прет наверх по каменной трубе, здесь поместились бы с десяток всадников вместе с конями и оруженосцами, под ногами скрипит и потрескивает, словно размалывает в песок набившиеся за века в щели камешки.
Сэр Герцлер часто-часто крестился, как суетливая старушка, Тамплиер осматривался с самодовольной улыбкой.
– Господь увидел нашу стойкость, – изрек он, – нашу неколебимую веру в его защиту!.. А своих он, как благородный сюзерен, не бросает.
Сэр Герцлер спросил торопливо:
– Но… что это?
– Господь возносит нас, – объявил Тамплиер.
– Не на небеса, – уточнил я для вконец перепуганного сэра Герцлера. – Всего лишь взад на поверхность. Или к ней поближе.
Пол тряхнуло с такой силой, что сэр Герцлер упал на убегающую вверх стену и с воплем отпрянул. Тамплиер стоял, расставив колонны ног, лицо дышит верой в покровительство Господа, которому служит верно и преданно.
Треск не прекращался, площадка начала подниматься медленнее, рывками. Дважды перекосило так, что сэр Герцлер снова потерял равновесие, под ногами дрожало.
Я задержал дыхание, эти двое не понимают, что, если каменная плита лопнет, нас вместе с обломками понесет вниз… даже не понесет, а посыплемся, как горох.
Пол перекосился, дернулся несколько раз и застыл. Снизу доносилось злое рычание, но постепенно затихло, словно могучий зверь истощил последние силы и подох.
Верхний край совсем близко, если встать на плечи сэра Тамплиера, а потом зацепиться концом его боевого топора на длинной рукояти…
– Где это мы? – сказал сэр Герцлер нервно. – Господи, не оставь нас и дальше.
Тамплиер прорычал:
– Господь помогает только там, где сами уж никак не можем. Сэр Ричард, вы сумеете встать мне на плечи?
– Если выдержите, – ответил я. – Я человек с весом.
Он поморщился, встал у стены и пригнулся. Я быстро вскарабкался ему на плечи, Тамплиер медленно выпрямился.
Я перебирал руками по стене, сэр Герцлер смотрел на обоих полными надежды глазами.
– Благородный сэр Тамплиер, не соблаговолите одолжить на минутку ваш славный топор, увенчанный множеством побед?
– Соблаговолю, – прогудел Тамплиер. – Но постарайтесь его не опозорить.
– Что вы, сэр, – воскликнул я. – Вовсе и не думал ковыряться в зубах таким славным оружием! Тем более, мы давно не обедали…