141  

Жуткий рев сотряс пещеру, мы услышали хруст, это медведь перекусил льву лапу, но и сам хромает на трех, да еще кровь обильно бежит по шерсти. Лев выглядит как искупавшийся в кровавом бассейне, но у него шерсть короче, раны видны, в то время как медведю, возможно, досталось больше.

– Говорят, – сказал я, – победитель приобретает некоторые черты побежденного… Кто будет победителем, еще неясно, хотя уже известно, но в конечном счете ничто так не помогает победе истины, как сопротивление ей. Как думаешь, кто из них больше ей сопротивляется?

– Кому? – переспросила она туповато.

– Истине! – сказал я. – Истина ведь не только в вине, водке, пиве, саке, виски, джине, роме, глинтвейне и прочих взвеселяющих эликсирах. Истина бывает и возвышенной, одухотворенной, эстетически мотивированной, как, к примеру, око за око, зуб за зуб, глаз за глаз, подлодку за подлодку… Кстати, нам можно не прятаться. Им сейчас вообще не до нас. Да и вообще…

– Что?

Я отмахнулся.

– Уверен, победитель нас не тронет…

– Обессилеет? – спросила она.

– Нет, – ответил я с неудовольствием, – как ты понимаешь все примитивно! Добро всегда побеждает зло; значит, кто победил, тот и добрый. А раз добрый, то не съест. Даже не покусает. У него и зубов уже нет.


Глава 11

Не дожидаясь ответа, я потихонечку пошел вдоль стены, стараясь наблюдать за чудовищами только краем глаза, а то, говорят, они не любят, когда им смотрят в глаза.

Джильдина так же медленно пошла за мной, я слышал, как она шипит сквозь зубы, на спине между лопатками у меня началось жжение от ее злобного взгляда.

В центре зала два чудовища продолжали сотрясать воздух, стены и даже пол. Мы слышали звук тяжелых ударов, рев, рык, храп, надсадное сопение. Я ускорил шаг, но в дыру напротив вошел, а не вбежал, а вот Джильдина влетела с таким напором, что едва не сбила с ног.

– Ну ты и… Никогда ничего не делай без меня!

– Я просто чуть тебя опередил, – запротестовал я. – Ты же сама хотела так, верно?

– Да… ну да, конечно…

Она часто дышала, глаза закрывались, я дал ей сползти по стене на пол. Тяжелый мешок перекашивал ее на одну сторону, лямки врезались в плечи, как стальные цепи.

– Это было жутко, – прошептала она. – Даже не знаю… как обратно.

– Все думают только о себе! – укорил я. – Лишь я думаю только обо мне. Где пройдет олень, там пройдет и мамонт…

Она не отвечала, разгорающийся жадным огнем взгляд устремлен на раскрывшуюся комнату, которую охраняли бестолково слоняющиеся драконы. Я оглянулся и беззвучно охнул. От входа в темную бесконечность уходят два широких стола, заставленные тиглями, колбами, ретортами, мини-жаровнями, пузырьками, кувшинами и прочим малопонятным, но угадываемым по назначению инвентарем. Между ними в относительном порядке щипцы, пинцеты, ножи, пилки и пилочки, точильные камни…

Вдоль стен широкие деревянные полки из толстых, плохо обструганных досок, палец не просунуть между кувшинами всех размеров и расцветок: медных, глиняных, бронзовых, железных, даже серебряных, всевозможных чаш, частью закопченных и даже оплавленных. На других полках сундучки, ящички, корзинки с травами, а то и просто связанные веревочкой пучки засохших стеблей, лапы и головы жаб, ящериц и непонятных зверьков. С потолка свисают мумифицированные тушки уродливых летучих мышей, похожих на глубоководных рыб, и чучела зверьков, породу которых я даже не пытался определить.

Свет озаряет на десяток шагов, столы уходят в темноту. Джильдина медленно пошла впереди, огонь из факела в ее вскинутой руке то и дело лизал подвешенные чучела. Они начинали беспокойно раскачиваться.

Я вскрикнул:

– Ты что делаешь? Они же могут загореться! Мы даже не выскочим…

– Не трусь, – ответила она равнодушно, не поворачивая головы. – Думаешь, тут не вспыхивал огонь?

Я прикусил язык. Да, судя по закопченным тиглям, здесь бы давно все сгорело, если бы могло гореть.

– Все равно, – сказал я неуверенно, – защитные чары могли выдохнуться. Ослабеть, в смысле…

Она не сочла нужным ответить, еще одно оскорбление, я шел сзади злой и настороженный, мечтая, чтобы из темноты выскочило чудовище, бросилось на Джильдину, я одним ударом сражу зверя, а она выползет из-под окровавленного трупа помятая и жалкая, начнет благодарить, а я скажу снисходительно…

  141  
×
×