Ричард Длинные Руки – коннетабль

На меня вдруг пахнуло опасностью, смертельной опасностью. Я напрягся, старался понять, откуда же она приближается, затем с ужасом ощутил, что ею веет со стороны Джильдины.

Затем острое чувство приближения беды стало гаснуть. Джильдина отвязала веревку, снова помедлила, но это понятно, сильно ударилась, я терпеливо ждал.

Наконец край веревки перелетел через край. Я поймал, привязал к поясу. На разбег только два шага, Джильдина и так стоит у края с веревкой на вытянутой руке.

Когда я взвился в воздух, она отступила и обеими руками широко рванула на себя веревку. Я еще в воздухе ощутил эту мощь, когда меня понесло, как рыбешку из воды, подхваченную сильной рукой рыбака. На той стороне ударился ногами так, что не удержался и ткнулся лицом в ее колени. Думаю, что сам не долетел бы на полшага и пришлось бы хвататься руками за край и подтягиваться на не слишком развитых, если меряться со шварценеггершей, конечностях.

Джильдина дышала тяжело, я ухватился за ее ноги, пальцы похолодели, а Джильдина вздрогнула, выпрямилась.

– Как себя чувствуешь? – спросил я.

– Сейчас… лучше, – ответила она с заминкой. – Что-то в тебе есть…

– Это не во мне, – ответил я. – Я только массажем могу подлечивать. Это в тебе самой такая звериная выносливость! И запас здоровья на пятерых. Ты ведь дитя природы, верно?

– Да, – произнесла она с сомнением, – наверное, это во мне… Ладно, надо идти. Готов?

– Как мне это слово не ндравится, – простонал я. – Ладно, поковыляю…

Через полчаса, совсем выбившись из сил, я запросился есть, Джильдина молча ускорила шаг. Мне кажется, она сама наступила на спусковую скобу ловушки, а когда посыпались камни, на их грохот примчались троглодиты-мутанты.

Мы неслись оттуда, как два лося, за нами грохот, рушится свод, земля содрогается от тяжелых ударов глыб, что падают со свода и пытаются догнать нас.

Дорога пошла вниз, Джильдина предостерегающе крикнула. Я вжался в стену, мимо прогрохотал, ободрав плечо, огромный валун, слишком круглый, чтоб это было делом рук природы. Он ударился во что-то в темноте, раздался треск, затем крики, хрип, стоны.

Джильдина остановилась, раскинув руки. Я налетел на одну из них, это напомнило, как однажды ветка дуба, спустившаяся чересчур низко, выбросила меня из седла, а сама даже не вздрогнула.

– Там люди, – прошептала она.

– Дураки, – сказал я с отчаянием.

– Мы тоже, – ответила она вдруг.

Я воззрился на нее с удивлением. Такого признания не ожидал, да и сама Джильдина вроде бы чуть смутилась откровенности, дальше смотрела в темноту молча.

– На дураках мир держится, – сказал я гордо. – Без нас, дураков, умники давно бы перебили друг друга. У них всегда есть для этого повод: свобода, равенство, братство, всеобщая справедливость… словом, война всех против всех до колена и ниже.

– Тихо, – процедила она. – Кажется, идут в эту сторону.

– Погоди, – сказал я напряженно, – вот тут щель… Ого, да тут ходов, как в муравейнике…

Отпихнув меня, она первой вдвинулась в щель, некоторое время сопела, обдирая плечи о камни, затем ход расширился. Она все ускоряла шаг, я видел, как ее сжирает нетерпение, крикнул в спину:

– Не беги! Ловушку проворонишь.

– Здесь не должны, – отозвалась она.

– Откуда знаешь?

– Я бы не поставила…

Я бежал за ней из последних сил, мешок бьет по спине, меч натер волдырь между лопатками, а молот оттягивает пояс так, что скоро свалятся и штаны. Пот начал щипать глаза, и тут Джильдина наконец замедлила шаг. Я проследил за ее взглядом, сердце застучало радостно и тревожно.

В стенах коридора напротив друг друга две чудовищные птицы, туловища наполовину утоплены, клювы угрожающе раскрыты, а крылья чуть разведены, будто сушатся после купания. В конце коридора огромный зал. Обе птицы отливают металлом, но статуи есть статуи, я снова засмотрелся на далекий зал, на дивные колонны, ажурные переходы от стены к стене на большой высоте… что-то мне подсказывает, что по этим мостикам никто не ходил… однако все-таки передвигались. Возможно, даже не касаясь самих мостиков.

Джильдина идет все медленнее, я догнал ее и собирался пойти вперед, но ее пальцы грубо ухватили за локоть.

– Стой, дурак.

Я послушно остановился, удивляясь своей кротости: ни разу не напомнил, что меня вообще-то зовут Ричардом. Она, не отрывая напряженного взгляда от скульптур, шарила в сумке на поясе. Я вертел головой, чудес много, я же дурак, мне можно, умный умеет получать преимущества даже из почетного звания дурака, а я считаю себя ну совсем умным…