113  

Она все так же лицом вниз, кайфует, зараза. Ладно, я сейчас тебе покажу, зверюка… Я загребал ладонями и гнал собирающуюся кровь вверх, икры начали краснеть и даже чуть-чуть раздуваться, но мне надо не это, я гнал горячую кровь выше, проминал икры и горстями направлял кровь вверх и вверх…

Зад слегка приподнялся, наверное, внизу камешек или торчит острый сухой стебелек. Мои ладони наконец приблизились к тому месту, где тонкая и перепончатая, в смысле – тонкая и полуперепончатая мышцы, сюда побольше крови, еще больше, вот так… я уже тише мял внутреннюю сторону бедер, кончики пальцев коснулись того места, что называется большой ягодичной мышцей и средней ягодичной, я перенес внимание на них, прорабатывал тщательно, не упуская ни одного нюанса, а кровь старательно гнал к седалищному бугру и выше, выше…

Еще дважды Джильдина чуть двинула задом, я не обращал внимания, мял, собирал кровь, направлял в нужные места. Бодибилдерша стоически неподвижна, я уже решил, что ладно, на сегодня хватит, как вдруг охнула, ее пальцы судорожно сжались, захватывая горстями гальку. Послышался треск и хруст, мне показалось, что добавился еще и скрежет зубов. Она вздохнула, потом еще раз и, снова уткнувшись лицом в землю, замерла.

Между туго стиснутыми бедрами блеснула белая капля. Я еще с минуту гладил спину, Джильдина не двигается, я с облегчением лег рядом и сказал как ни в чем не бывало:

– Да, а теперь хорошо заснуть…

Джильдина после долгой паузы медленно повернулась на бок, ко мне спиной, и лежала, подогнув колени. Хорошая защитная поза, известная еще эмбриону, когда прикрываешь важные области, а противнику подставляешь мускулистую спину и плечи. Ладони сунула между ног, но хотя те расположились в известной области, я понял это так, что сунула озябшие ладони погреть, всего лишь погреть. Как и я, собственно, обхватил ее со спины покрепче, чтобы согреться самому и согреть ее, потому что – партнерша, от нее зависит и моя жизнь. Партнерша в нормальном значении слова, а не в том, в каком принято понимать в моей неладной Утопии.

– Ты что там крутишь? – спросила она сердитым шепотом. – Оторвешь.

– Грею, – сообщил я ей в ухо.

– Разве так греют?

– Еще как, – заверил я. – Вот сейчас по твоему телу начнет разливаться тепло.

– Брехня, – ответила она неуверенно.

– Еще не чувствуешь?

– Нет.

– Подожди чуть, – сказал я. – Это не сразу делается. Сейчас попробуем тебя качнуть, а там, глядишь, и раскачаем…

Эта груда мышц затихла, мои пальцы везде натыкаются на твердое сухое мясо, ну хоть где-нибудь тот соблазнительный жирок, что покрывает животики, бока и бедра всех женщин! Увы, мои пальцы раньше устали пытаться промять это дерево до привычной податливости женских животиков. Я все медленнее шевелил ладонями, Джильдина не двигается, и я заснул, не выпуская ее из рук.

…Во сне я успешно убегал, потом сам гонял клювокрылов, а под занавес спрыгнул с крыши на смазливую сочную служанку, одни сиськи и задница, быстро и жадно начал ее использовать по прямому назначению и тут же проснулся, рассерженный, что не завершил операцию. С другой стороны, хорошо, я же для сохранения тепла сплю в штанах, не испачкаюсь…

Руки мои все так же прижимают к моему телу эту мускулянтку, точнее – сам прижимаюсь к ее горячему твердому телу. Наверное, во сне еще и елозил по ее твердому заду своим передом, отважный я парень, а еще – человек с воображением. С сильным воображением.

Она лежит тихо, то ли спит, то ли прислушивается к дальним звукам. Где-то с большими интервалами каплет вода, в остальном тихо. Я сообразил наконец, что под моими ладонями ее сиськи в самом деле разогрелись и выросли почти до нулевого размера, а то и до первого, я в таких не разбираюсь, мои запросы начинаются с третьего и выше. А еще разогрелись и набухли, как созревшие черешни, соски ее замечательных, как я сумел выговорить, человек с огромной фантазией.

Я подумал, почему это черешни, потом вспомнил, какими видел эти ягоды в последний раз: разогретые на солнце, темно-красные, налитые соком, что так и просятся в рот.

Пальцы мои непроизвольно захватили эти ягоды и слегка помяли, однако Джильдина не среагировала, хотя мне чудилось, что уже давно не спит.

Наверное, она тоже вскоре отрубилась, но когда я утром проснулся окончательно, она уже разжигала огонь.

– Доброе утро, – сказал я жизнерадостно.

  113  
×
×