Дорожка вилась по лесу, ей спешить некуда, волы тащатся неспешно, уверенно, спокойно. Я начал успокаиваться, хотя череп раскалился от попыток уложить все в нужные ниши. Понять ничего не понял, зато постепенно ощутил, что сижу на коне почти так же гордо и с достоинством, как остальные. Правда, конь идет шагом.
Ланзерот в седле держится как вбитый в седло столб из серебра, а вот Бернард и Рудольф слегка покачиваются, как моряки на палубе, даже не замечая движения мускулов своих тел. От Бернарда донеслось размеренное:
– И все-таки можно радоваться. Да-да, радоваться… Даже ликовать.
– Чему? – спросило красное рыжее лохматое чудовище по имени Рудольф.
– Ты же видишь, под ноги лезет всякая шваль.
Бернард сказал угрюмо:
– Пока что.
– Пока что, – согласился Рудольф. – Потом, конечно, пошлют противников посильнее. Может быть, уже послали. Так что сегодня еще можете спать, как спят в этом сонном королевстве. Но уже завтра надо держать нос по ветру.
– Завтра еще рано, – возразил Бернард.
– Ну, послезавтра, – согласился Рудольф таким низким голосом, что я ощутил инфразвуковой удар в барабанные перепонки.
Глава 4
Деревья ушли за спину, мы выехали на простор. Я даже откинулся в седле. Изумрудно-зеленый мир, иссиня-синий и оранжевый всех оттенков – он раскинулся во всей первозданной красе: необъятный и сверкающий. Чистый, нетронутый. Такого я никогда не видел в родной Москве, когда пару раз выезжал «на природу» с собутыльниками, и впечатление осталось прегадостнейшее. В лесах загажено, под кустами целлофановые пакеты, баночки из-под пива, кока-колы, серые клочья газеты, обглоданные кости и вообще всякая дрянь, что способен оставить только человек. И даже когда мы из леса выезжали на так называемый простор, то и там серо и гадко, а огромные ревущие самосвалы вываливают мусор прямо на ровную землю, откуда ветер растаскивает по всему полю…
Я выпрямился, грудь моя жадно хватала чистый, насыщенный запахом степных цветов воздух. И хотя и в лесу воздух удивительно чист, но здесь еще и небо, какого я никогда не видел, и оранжевые облака, заботливо взбитые, вылепленные в золотые замки, горные склоны, застывшие водопады. А там, куда солнечные лучи не достигают, там облака искрятся чистейшим снегом гималайских вершин.
Впереди дорога в сотни миль, десятки ночевок в лесу или во встреченных деревнях. В одной из них меня и хотят оставить… Здесь благородные не спрашивают простолюдинов, чего те хотят или на что надеются.
Я вздрогнул, блистающая фигура Ланзерота словно бы начинает вырастать в размерах. Меня ткнуло лбом в гриву коня, я поспешно натянул повод. Пальцы тряслись, когда провел ими по лицу.
В ушах прозвучал равнодушный голос:
– Привал.
Больше рыцарь не сказал ни слова, но я услышал все недоговоренное: распрячь коней и волов, накормить и напоить, дать отдохнуть, развести костер и перевести дух самим.
Ланзерот властно бросил поводья в мою сторону. Я поймал только потому, что привык ловить банку пива, у нас принято бросать друг другу, а не передавать из рук в руки, чтобы не коснуться пальцами, а то посторонние решат, что гомосеки…
Блистающая фигура рыцаря и темная масса Бернарда скрылись впереди за деревьями. Асмер развернул полотняный узелок, я с любопытством смотрел на лапоть сухого мха, пару округлых камешков: один светлый, второй потемнее с металлическим отливом. Асмер разложил на земле мох, пристроил тончайшие, как папиросная бумага, полоски бересты, и только когда взял в руки камешки, я понял, что увижу процесс добывания огня.
Камешки сталкивались с сухим щелканьем, как кастаньеты. Асмер наносил удары под углом, словно чиркал спичкой по коробку, и после пятого удара искорки попали в мох, появился слабенький дымок. Асмер пал на колени, смешно оттопырив тощий зад, дул тихо и нежно, а когда дымок повалил гуще, подложил щепочек и уже дул, свирепо раздувая щеки, похожий на бога ветров с географических картин средневековых художников.
– Ваша светлость, – сказал он почтительно принцессе, – костер готов. А я что-нибудь поищу для обеда.
Рудольф сказал ревниво:
– Я тоже. Посмотрим, кто принесет больше.
Принцесса слегка улыбнулась. Мне показалось, что между этими двумя уже давно идет война за первенство.
Я торопливо вытер коней пучками травы. Они фыркали и рвались к ручью с холодной водой. Особенно вспотел мой конь, а вот конь Бернарда даже не покрылся испариной, хотя Бернард кажется мне вообще медведем-носорогом в непомерно толстых латах.