По небу летели полупрозрачные люди. За их спинами часто-часто трепетали длинные, как у стрекоз, крылышки, а за некоторыми, я счел их женщинами, развевались по воздуху изящные шарфы.
Одна повернулась, я увидел смеющееся лицо, помахала мне рукой. Донесся тихий смех, женщина уже исчезла.
Гигант всматривался в мое лицо. Глаза его сузились. Он спросил Асмера потвердевшим голосом:
– Это кто с тобой?
– Милорд кастелян, – ответил Асмер поспешно и почтительно, – это Дик, он простолюдин. Однако выказал себя сильным и отважным воином. И оказал немало услуг… Я бы сказал, что не будь его… нам пришлось бы намного труднее.
«Труднее, – подумал я рассерженно. – Да я вас вытаскивал из ям…»
– В церковь, – распорядился кастелян отрывисто. – На исповедь! Мы не можем рисковать.
– Да-да, – ответил Асмер. – Дик, тебе надо обяза…
Он умолк на полуслове.
Я проследил за его взглядом. Из ворот замка в сопровождении слуг вышла женщина. Глаза мои растопырились до предела, видя такое великолепие. В этом мире отсутствуют слова «эротичная», «сексуальная», а если их попытаться ввести, то приживутся только в виде самой грязной ругани, но эта женщина… Это двигалась воплощенная чувственность при полном отсутствии души. Сочное гибкое тело самки, высокая почти неприкрытая грудь, крутые сытые бедра, безукоризненное лицо с чувственным ртом, чувственными глазами и чувственной кожей. Ее распущенные волосы свободно падают на спину и плечи, и я невольно представил эти волосы в беспорядке на подушке… и ее порозовевшее лицо с пухлыми темными от поцелуев губами.
Она скользнула по мне коротким взором. По ее губам пробежала едва заметная улыбка, но вообще-то она вряд ли выделила меня из толпы, ведь на нее жадно смотрят все мужчины.
– Королева Шартрезa, – сказал Асмер, делая ударение на последнем слоге. – Молодая жена нашего короля…
Я сказал невольно:
– А как она… с Тьмой?
Асмер взглянул на меня пронзительно.
– И ты заметил?
– Ну…
– Здесь даже чужой муравей не проползет, – заявил кастелян уязвленно.
«Муравей не проползет, – подумал я, – но идеи…» Диссиденты возникают даже в самых закрытых обществах. Без всякого контакта с иностранными шпионами.
Асмер шлепнул меня по плечу.
– Слышал, Дик?.. Тебе надо сперва на исповедь. Давай-ка я отведу тебя, а то будешь искать еще сутки…
Он жизнерадостно улыбался, голос преувеличенно громкий. Мол, я ж о тебе забочусь, надо успеть покаяться, а то если вдруг убьют, то непокаянному дальше жить хуже. Но я не сомневался, что готов вести меня силой, если заупрямлюсь.
Я кивнул, мы пошли через двор. Между лопаток мне уперся острый, как наконечник боевого рыцарского копья, взгляд кастеляна. Я все время чувствовал это прикосновение холодного металла, то ли кастелян неслышно ехал следом на ставшем призрачном коне, то ли копье чудесным образом удлинялось… не ломаясь под действием гравитации.
Через двор нам наперерез быстро двигался огромный человек в доспехах, но с открытой головой. За ним спешили, переходя на бег, двое рыцарей. Увидев Асмера, гигант остановился так резко, что рыцари ткнулись ему в спину. Он даже не заметил, а для них это было как для автомобилистов, что налетели на бетонную ограду.
– Асмер! – воскликнул гигант. – То-то шуму прибавилось!
– Мой поклон, Ваше Высочество, – ответил Асмер почтительно.
Я смотрел во все глаза, безошибочно узнав более молодую копию того престарелого короля, что отдал приказ о сдаче Зорра. Брат, вспомнил я, Беольдр, который тогда защищал ворота и не присутствовал на совете.
Беольдр подошел ближе, я ощутил, что впервые смотрю снизу вверх. Беольдр явно выше ростом, намного шире. Он тоже стар, обветренное лицо хранит следы долгой жизни, хотя нет старческих морщин. Он мог бы отпустить волосы до плеч, как делают все мужчины, но предпочел стричь свою могучую гриву. Седые волосы торчат на квадратной голове, еще больше придавая сходство с рассерженным кабаном. Догадываюсь, что ему говорили не раз, что его длинные и толстые, как конская грива, волосы защитили бы шею от удара меча, но он хохотал и предлагал взглянуть на его шею еще раз. Толстая, как у старого дуба, подобно коре дуба покрыта шрамами, валиками, там можно рассмотреть уже заплывшие толстой кожей следы от укусов стрел, полоски от острого железа. Говоривший сразу умолкал, ибо шея Беольдра вдвое толще шеи любого нормального человека. К тому же усилена толстыми жилами и обтянута неимоверно толстой кожей, еще больше огрубевшей и уплотнившейся под солнцем, ветрами, зноем и холодом.