Волы стонали, надсадно ревели, их худые шеи напрягались в усилии, мышцы трещали. Я тоже хватался за колеса, помогал бедным животным. Голова моя пригибалась при каждом шорохе, треске. Я каждое мгновение ждал нападения…
Впереди Ланзерот поднял ладонь. Рудольф тут же остановил волов. На локте левой руки как будто сам собой возник щит, а правая приподняла в готовности топор. Бернард пустил коня вперед вскачь. Я видел, как они переговорили, Бернард вернулся, кивнул Асмеру:
– Мы с тобой попасем этих овец.
Асмер улыбнулся, спросил шепотом:
– Сэр Ланзерот не обидится, что и его зачислили в стадо?
Бернард удивился:
– Где ты видел, чтобы во главе стада шла овца?
Со смешками отъехали в конец нашей колонны, пока я пытался вспомнить, кто же во главе стада: баран или козел, почему-то казалось, что именно козел, где-то слышал, хотя непонятно, почему в стаде овец да вдруг козел…
Впереди раздались крики, брань, тут же вопли, звон металла. Я пробовал удержать коня, но этот боевой дурак, приученный прошлыми хозяевами, понесся на шум схватки, как Леня Голубков в МММ. Ланзерот яростно рубился с целой толпой крепких мужчин, все в добротных блестящих кольчугах, что делало их похожими на больших рыб, в остроконечных шлемах с конскими хвостами. К счастью для Ланзерота, они бросились на него хоть и с острыми, как бритва, саблями, но чересчур легкими. Еще с десяток лучников метко и сильно били в Ланзерота длинными стрелами. В воздухе стоял сухой треск, щепа разлеталась, как конфетти, а Ланзерот не по-рыцарски живо вертелся в седле и с каждым ударом либо рассекал противника до пояса, либо сшибал головы.
Я метнул молот. Сразу двое упали, сплющенные, как серые пластилиновые фигурки, у которых внутри красная начинка. Ланзерот оглянулся, гаркнул разъяренно:
– Твое место у повозки, дурак!.. Там опаснее всего!
Я молча подал коня назад. Хоть и назвал дураком, но нечаянно проговорился, что я стою не меньше его, благородного и обученного рыцаря. Если не больше.
Дорога пошла с малым наклоном вниз, я видел впереди вытянутую рощу, а дальше снова горы. Не совсем горы, скорее два десятка странных остроконечных скал, земля там выглядит прокаленной в огне до крепости обожженной глины. Бернард сделал вялый знак правой рукой, что было похоже и на крестное знамение, и на жест хозяина, показывающего свои владения уже в сотый раз.
– Там, за теми скалами, прямая дорога к нашему Зорру, – сказал он. – Всего день пути!.. Впрочем, я забыл, ты сам все видел с высоты. Вот минуем скалы…
Я передернул плечами.
– Не нравятся мне эти скалы…
Он хмыкнул.
– Мне здесь многое не нравится.
– Скалы, – сказал я осторожно, – какие-то странные. Там ничего не происходило?
Он не понял, повернулся и посмотрел на меня в упор.
– Ты о чем?
– Ровная степь, – объяснил я. – Ну, рощи кое-где, тоже понимаю… А вот те скалы откуда взялись?.. Горный хребет тут ни при чем. Да и не сразу горы начинаются, а как-то медленно…
Я запутался, не зная, как объяснить, не мог же сказать, что это напоминает ядерный взрыв или падение метеорита размером с астероид, что не взорвался, как ядерная бомба в сто миллиардов мегатонн, а обрушился градом раскаленных каменных обломков. Там на глубине этих каменюк намного больше…
– Что скалы, – проворчал Бернард. – Разбойники хуже… Мы-то отобьемся, но народ от них бежит… В тяжелые времена разбойники плодятся как мухи при навозе. Там, где поедем, уже давно нет мирных путников..
Рудольф пояснил мне сурово:
– Значит, кого бы ни встретил – бей!
– А спрашивать потом?
– Зачем? – удивился Рудольф. – Известно, что хорошие люди перестали пользоваться этой дорогой уже давно…
Я промолчал, что мы-то пользуемся, Бернард добавил:
– Их не просто убивали. Это раньше убивали просто. А сейчас пытают и мучают… без надобности. Просто так. Этого я не понимаю. Добро бы вызнать какие-то тайны, но ради удовольствия? Но пытают и мучают просто так. Мы сами находили замученных женщин-поселянок – что они знают? – изувеченных детей, младенцев еще живых, но со вспоротыми животами…
Рудольф возразил:
– Откуда знаешь, что увечили люди? Я слышал, нечисть. И следы мы находили нелюдские.
– Нечисть просто убивает, – ответил Бернард. – Убивает и жрет. Все понятно. Но вот зачем пытать? Зачем кожу сдирать с живого, кричащего человека?.. Зачем сажать на кол простого селянина да еще на глазах его семьи?