Ричард Длинные Руки, Стр. 140

Над головой прозвенел смех, нежный голос попросил:

– А теперь перевернитесь, сэр…

Я с готовностью лег на спину. Она зачерпнула из чаши мазь, та обожгла грудь приятным холодом, а нежные пальцы принялись втирать в грудные мышцы. Я не мог удержать расползающийся до ушей рот, Клеондрина загадочно улыбалась, смотрела в глаза. В ее расширенных зрачках я видел свое отражение: с глупой довольной улыбкой, расслабленный, счастливый, балдеющий, кайфующий, оттягивающийся…

– Хорошо?

– Как в раю, – сообщил я. Поправился: – Наверное, как в раю. Наш священник много рассказывает о рае, но я представлял его себе именно так…

Ее пальцы на мгновение застыли, я даже ощутил, как будто от них пошел холод, но затем принялись втирать мазь с удвоенной силой. Я наслаждался, Клеондрина молча и довольно энергично разминала мышцы, затем я не успел опомниться, как легко и быстро села верхом, и все это время энергично и деловито разминала грудь, плечи, втирала мазь, и я чувствовал, как уходит зуд, а тело наливается силой и свежестью.

– Вам должно быть лучше, чем в раю! – шепнула она нежно. – Я постараюсь…

Я ощутил неловкость.

– Леди Клеондрина…

– Зовите меня просто Клео, – перебила она. – Разве не видите, сэр, мы с вами на ложе? На одном ложе. А мы – мужчина и женщина…

Она засмеялась таинственно и призывно. Ее взгляд скользнул вниз. По идее, прихлынувшая кровь должна была обжечь мне щеки и шею, но я из другого мира, в чем-то более сложного, а в чем-то и намного упрощеннее, так что кровь сразу пошла в район развилки.

– Леди Клеондрина, – повторил я просительно.

Она перебила веселым голосом:

– Если начнете сейчас уверять, что вы не мужчина, то вы опоздали, доблестный рыцарь!.. Ваше мужское естество выдает вас надежнее, чем все ваши клятвы и обеты. И, чувствую, вам сейчас жаждется отказаться от какого-то обета…

Она смеялась весело, задорно. Я чувствовал жар ее тела, кровь воспламенилась, жаркая волна от гениталий ударила в мозг. Мозг даже не пытался выстроить какую-то защиту, он сам всегда доказывал необходимость любой ломки любых обычаев, любых приличий, любых суеверий, обрядов, обетов…

В сердце легонько кольнуло. Чуть-чуть, но я на краткий миг увидел, как ветер сорвал шапку с убегающего от погони всадника, стремительной золотой струей расплескались золотые волосы… Еще на миг всплыло нежное строгое лицо, синие глаза взглянули на меня в упор…

– Ох, леди Клеондрина, – проговорил я слабеющим голосом, – не надо…

Она рассмеялась еще звонче:

– Почему?

– Нехорошо… нехорошо я делаю…

Она сказала убежденно:

– Хорошо! Разве вам это неприятно, сэр?

Я сказал в замешательстве:

– Очень… очень даже хорошо. Но все равно это нехорошо…

Она продолжала втирать мазь, от нее не только приток сил, но и прилив желания, а я без мази уже готов, воля плавится, а мой обет… какой обет? Разве я давал какой-то обет?.. превращается в песок.

– Это, – сказала она настойчиво, – хорошо! Очень хорошо. Вы желаете меня, вы жаждете меня! Разве не так?

– Так, – прошептал я.

– Вы готовы отдать все, чтобы взять меня всю…

– Да, – прошептал я еще тише, – готов…

– Да возьмите, – выкрикнула она. – Возьмите же!

Одним движением сорвала с себя одежду. Я задохнулся. Она сидела на мне, как на бревне, поставив длинные изумительной красоты ноги по обе стороны, я видел ее всю в ослепительной зовущей наготе.

Мои руки потянулись к ней, задрожали. Я стиснул челюсти, на лбу и висках вздулись толстые жилы, выступил пот. Тело горело, а чресла жгло огнем, там все было готово взорваться.

– Леди Клеондрина, – сказал я хриплым голосом, – это жестоко…

– Мой благородный рыцарь, – сказала она и прильнула всем телом, – вот теперь вам уж точно придется поступиться своими обетами…

Смех ее был веселым, слова шутливыми, но я стиснул зубы крепче и, чувствуя себя последним дураком на свете, заставил себя выдохнуть:

– Нет… нет, леди Клеондрина!.. Я никогда не поступлюсь обетами… С вашей стороны жестоко этого требовать…

Она отпрянула, на прекрасном раскрасневшемся личике отразились изумление и внезапный гнев.

– Требовать?.. Доблестный рыцарь! Это я, благородная леди Клеондрина, владетельная хозяйка этих земель, легла с вами, забыв стыд и честь, чтобы хоть чем-то малым отблагодарить вас за благородный поступок!.. А вы отвергаете?

Я сделал над собой неимоверное усилие, будто двигал гору. Мышцы затрещали от натуги, ведь боролся еще и с собой, обеими руками сдвинул прекрасную обнаженную женщину с себя, опустил на ложе рядом, а сам поспешно вскочил.