Ричард Длинные Руки, Стр. 132

– Ребята, время нелегкое, мы все раздражены. Но если перекреститесь… то у нас не будет повода к вам цепляться.

Передний воин поморщился, а второй ответил с дерзким весельем:

– Я-то перекрещусь!.. А вот ты повтори за мной «Богородице Дево…».

Ланзерот смолчал, Бернард перекрестился, сказал торжественно и громко:

– Богородице Дево, радуйся…

Он звучно и четко читал молитву, первый воин дослушал до середины, перекрестился и тоже подхватил, закончили уже вместе. Бернард кивнул на раненого:

– Кого везете?

Первый воин, измученный настолько, что едва держался в седле, ответил слабым голосом:

– Наш сеньор. Он дрался храбро. Первым вступал в бой, а из боя его едва вынесли…

– Конечно, проиграли?

Второй перебил первого:

– Ты нам зубы не заговаривай! Их переправилась через реку целая тьма. Такие твари, что не только свет не видывал… но и не слыхивали о таких. Но ты нам зубы не чеши. Что с темя двумя?

Я заметил, что третий воин и даже раненый держат в руках арбалеты. Стрелы блестят серебряными наконечниками.

Ланзерот сказал громко:

– Бернард, Асмер, Дик, перекреститесь. А вы разве не знаете, что достаточно одному прочесть молитву, чтобы у всей нечисти вблизи начались корчи?.. Ладно, ребята, у нас в повозке немного еды, есть лечебные травы. Мы поделимся с вами.

Повозки сошлись боками. Принцесса и священник передали старшему воину три хлебных каравая. Священник с требником в руках подступил к раненому.

– Крепко ли веруешь, сын мой?

– Отче, – простонал раненый. – Если бы не верил в правоту Господа нашего, пошел бы я с горсткой людей на такую силу?

Священник кивнул, в запавших глазах промелькнуло удовлетворение, сказал с нажимом:

– Верь и сейчас, сын мой!.. Ибо сейчас тебе вера понадобится больше, чем когда-либо.

Принцесса подошла к раненому, ее узкая ладонь легла ему на лоб. Бровки ее озабоченно взлетели вверх, на священника взглянула с испугом.

– Отец, у него жар… Он держится из последних сил!

– Настоящий воин Христа, – ответил священник. – Да поможет нам Господь и все его светлые ангелы…

Принцесса опустила ладони поверх окровавленных повязок раненого. Он закрыл глаза, на губах проступила слабая улыбка, будто из кончиков пальцев принцессы изливался анестезин.

– Верь, – сказал священник настойчиво, – верь! Верь неистово! И снова в твоих руках будет меч, ты встанешь на пути Зла…

Он забормотал молитву на латыни. Я плохо понимал слова, рядом рыцари обнажили головы, тоже бормотали или хотя бы шевелили губами, а Рудольф слез с коня и преклонил колени, что, по-моему, уже явный перебор. Но я склонил голову и тоже шлепал губами, украдкой присматриваясь к принцессе. Ее лицо стало строгим, отрешенным. На миг в глазах проступила сильнейшая боль, руки дрогнули. Голос священника стал громче, настойчивее.

Принцесса прикусила губу. Лицо стало белым, как мрамор, на чистом лбу заблестели мелкие капельки пота. Она часто дышала. Мне показалось, что она на грани обморока. Начал придвигаться в ее сторону, подхвачу, священник возвысил голос до крика, вскинул крест, обе руки воздеты к небу…

Красиво, ничего не скажешь. Затем в наступившей тишине голос его прозвучал чересчур слабо и буднично:

– Покажите его раны.

Раненый уже сам, что-то почуяв, с выпученными глазами торопливо срывал окровавленные тряпки, морщился, отдирал по живому. Второй воин, который дерзкий, отодвинул его руки и сам осторожно снял бинты…

Я вытянул шею. Этого гиганта вряд ли довезли бы до медпункта. Даже если там сам Пирогов делает операции, не спас бы со всем своим умением первого полевого хирурга. Раны рваные, глубокие, инфекция уже закопалась в кишки… Вернее, раны были рваные, а сейчас на их месте только багровые вздутые шрамы, толстые как веревки.

Воин попытался сесть, со стоном завалился навзничь. Ланзерот сказал торжественно:

– Благодари Ее Высочество принцессу Азаминду!.. А сейчас лежи, набирайся сил. Твои силы тоже до капли ушли на… заживление ран.

Рудольф раньше меня успел подхватить теряющую сознание принцессу. С другой стороны ее поддержал священник, вместе усадили в повозку.

Воин смотрел на Ланзерота, на всех нас круглыми от изумления глазами. Голос его дрогнул от ликования:

– Друзья! Кто бы ни были… светлые ангелы или такие же сражальщики со Злом… но отныне и навеки конт Белуни ваш вечный должник.

Он закашлялся, затих. Бернард довольно прогудел, как огромный рой пчел в огромном, как пещера, дупле: