Ричард Длинные Руки, Стр. 106

– Понимаю, – ответил я.

– Великаны пошли дальше. К счастью, в те давние времена еще были сильные маги, могучие драконы, а иные люди рождались в огне… Словом, грянула решающая битва.

Я пытался представить себе эту битву, но перед глазами тряслась в конвульсиях земная кора, огнедышащие вулканы выстреливали в небо миллионы тонн раскаленных камней, везде черный дым и пепел, по склонам бегут потоки огненной лавы, а динозавры с ревом мечутся по островкам, как Мазаевы зайцы. Океан тоже, понятно, из берегов, а километровые волны захлестывают даже огнедышащие вулканы…

– Самых ярых великанов побили, – продолжал Асмер, – остальные отступили в Долину. Оттуда выбить уже не сумели, там теперь и живут. Маги и герои уже повывелись, страшно и подумать, если великаны вздумают выйти снова…

Из повозки задом выбрался Ланзерот, подал руку священнику. Тот едва не упал, Ланзерот повел его к нам, ноги священника заплетались, Ланзерот вел его осторожно, издали кивнул Рудольфу. Тот освободил место на бревне, вместе усадили священника. Асмер поддерживал с другой стороны, священника трясло, он тянул к огню тонкие иссохшие руки. Они дрожали так, что я почти слышал, как стучат косточки.

Лицо его было восковое, глаза запали, я видел только темные пещеры. Кожа на скулах натянулась, щеки ввалились, а подбородок заострился и торчал, как шило.

– Бернард, – сказал Ланзерот, – ты уж терпи до утра. Я заставил отца Совнарола дать принцессе сон-траву.

Бернард прорычал слабо:

– Я и так выкарабкаюсь. Я здоровый… А принцесса всю себя отдала этому рыжему чучелу! Хоть ей и уготовано Царство Небесное, а не адский огонь, как этому толстяку, но пусть это случится позже, как можно позже… Как, отец Совнарол?

Священник вздрагивал, дергался, зубы стучали. Не сразу совладал с собой, ответил тоскливо:

– Геенна огненная… Адский огонь… сын мой, это все для простого люда… Заботы о пропитании не дают вместить более сложные понятия… Но ты, человек с оружием, избавленный от необходимости пахать землю и собирать урожай, мог бы понять и более высокую истину… нет божественного огня и нет адского…

Мы все молчали, ошарашенные. Бернард буркнул озадаченно:

– А что… есть?

– Есть один огонь! – отрезал священник. – Он весь – от Бога. В одном и том же огне чистые души находят радость и ликование душевное, а другие… я говорю о нечестивых, испытывают страшные муки.

Что для русского здорово, вспомнил я старую премудрость, то для немца смерть. А вообще-то интересный взгляд на проблему единства ада и рая.

Глава 21

Небо на редкость чистое, ясное, а звезд высыпало столько, как будто вчера за день по далекому небосводу расставили добавочные сотни тысяч ламп. Цивилизованному смотреть некогда, это у пещерных людей хватало времени на классификацию, группировку в созвездия, даже придумывание всем красивых легенд, а я теперь почти что пещерник или полупещерник. Да и небо чересчур яркое, нельзя не заглядеться. И дело не только в том, что здесь нет смога, загрязнений, озоновых дыр и всяких там благ цивилизации и всяческих ее достижений. Здесь как будто к галактическому ядру куда ближе, чем я привык, не секрет же, что наша планета в самом дальнем рукаве спиральной галактики, на самом заднем дворе за курятником в свите самой зауряднейшей звезды, каких пруд пруди, а в галактике их больше, чем во всех прудах мира головастиков.

Я видел суровые, измученные лица, никто не ложился спать. И когда в ночи раздался далекий вой, Асмер, самый быстрый, сразу сказал:

– Вот они.

– Долго же гнались, – проворчал Рудольф.

– Это мы быстрые, – возразил Асмер.

Шлем Ланзерота стоял рядом на земле. Руки подняли привычно, бездумно, лицо рыцаря было отрешенным, он думал явно о другом, возможно, о своем Горланде, захваченном королем Карлом. Звякнул металл, теперь я видел только железо с узкой прорезью для глаз, но при скудном лунном свете на меня из шлема взглянула, казалось, сама тьма.

Все быстро разбирали оружие, щиты, встали вокруг повозки. Даже Бернард, лежа, прикрылся щитом, а в руку велел дать ему хотя бы нож. Странно, в это страшное время, в ночи, когда нечисть всесильна, а человек слаб, я ощутил странный восторг, который никогда бы раньше не посетил мою рациональную душу. Я делал глупость, явную глупость, ибо надо все бросать и бежать отсюда, скрыться, выбрать дерево повыше и залезть на самую вершину, пока все не утрясется и все не разойдутся, в бегстве нет стыда, вон американская морская пехота в панике бежит, завидев одного-единственного вражеского солдата, и спешно вызывает по радио артиллерию, самолеты и крылатые ракеты, чтобы потом без потерь, это и есть рациональная война, а вот я, такой же рациональный…