Я возразил в азарте:
– А почему бы не побыстрее? Если сейчас можем?
Он покачал головой.
– Горячая лошадь вместе со всадником может сломать себе шею как раз на той тропке, где осторожный осел пройдет, даже не споткнувшись.
– Но может и не сломать!
Он кивнул.
– Может. Но если сломает?
Я развел руками, подумал, покачал головой.
– Да, на карту поставлено не просто много, а… все. Пусть лучше придет на столетие позже, чем грянет новая Война Магов.
Он перекрестился.
– Страшные вещи глаголишь, сын мой… Увы, реальные. Потому сила церкви не должна слабеть, хотя наше усиление никому не нравится. Отец Тибериус прислал отчет о твоей дороге, которую уже все почему-то именуют железной…
– Потому что по ней будет возить телеги железный конь, – сообщил я.
– Конь?
– Ну, это так. Образно. Поэтично. Монахи – одухотворенные люди?
– Отец Богидерий от тебя в восторге, – сообщил он.
– Это специалист по металлам? – переспросил я. – Да, я ему кое-что подсказал. Ну, такое, до чего не сегодня-завтра он и сам бы додумался.
Он помолчал, глядя на меня очень серьезно. Ничего сложного, хотелось мне заверить, вся цивилизация вплоть до двадцатого века была построена на простой и всем понятной механике, а век загадочного электричества был в пеленках, но я лишь благочестиво перекрестился и скромно опустил взор.
– Делай великое, – проговорил он, – не обещая великого. В этом вся церковь!
Я поднял голову и посмотрел ему в глаза.
– Отец Дитрих! Церковь основана на крови, кровью скреплена и кровью расширилась. Этого не нужно скрывать и стесняться. Мы были воинствующей религией и должны ею оставаться. Религия есть только формула нравственности! Как только начнем говорить о гуманизме – мы пропали. Так что, пожалуйста, не ослабляйте натиск!
На его бледных губах проступила слабая улыбка.
– Странно, что такое говоришь ты мне, а не я тебе. Похоже, знаешь что-то еще, скрытое от нас…
– Отец Дитрих, – запротестовал я.
Он не сводил с меня пристального взгляда.
– Что-то знаешь, сын мой?
– Я ничего не стал бы скрывать от вас, – сказал я горячо, даже слишком горячо.
Все еще всматриваясь в меня, он медленно кивнул.
– Да-да, конечно. Не сомневаюсь. Но все-таки сказать все, что промелькнуло перед взором в горячечных видениях, – прослыть безумцем. Хотя ходят слухи, что в каких-то местах всплывают картинки из прошлых времен… Иногда прекрасные, иногда ужасающие. Крестьяне, правда, пугаются любых, но человек умный и образованный, возможно, увидел бы что-то важное…
Он явно подталкивает к большей откровенности, я уже раскрыл было рот, чтобы приоткрыться, но это же не только умнейший отец Дитрих, но и беспощадный Великий Инквизитор, а он может что-то понять не так, как буду объяснять, и я сказал с тяжелым вздохом:
– Отец Дитрих… предположим… только предположим!.. кто-то в таких видениях понял, что войны можно остановить, если церковь будет иметь больше власти… Как он должен поступить?
Лицо его оставалось неподвижным, но в глазах промелькнуло некоторое разочарование.
– Как он должен? – переспросил он медленно. – Думаю, сын мой… он сам наложит печать на свои уста, дабы не пополнить ряды безумцев, но будет истово трудиться, если не совсем уж равнодушный человек, на благо церкви… Ладно, дорогой Ричард, не буду отрывать от государственных забот. Помни, Господь с тобой во всех твоих добрых делах.
Я помог ему подняться, жест младшего в отношении старшего, почтительно проводил до двери. На пороге он благословил меня, я чувствовал новую ниточку, связавшую нас, он тоже, похоже, ощутил нечто подобное. Во всяком случае, во взгляде промелькнуло нечто новое.
Сэр Жерар почтительно проводил его дальше, я вернулся к столу, но злое нетерпение бурлит, я оглянулся, не привык надолго оставаться в пустой комнате, заорал:
– Сэра Растера ко мне!
От дверей и дальше по залу прокатился крик:
– Сэра Растера к его светлости!.. Сэра Растера к его светлости… Немедленно!..
Вот для того и толкутся в залах, мелькнула мысль, чтобы я не заморачивался поисками. Свистнул, и любой перед мои светлы государевы очи. Как лист перед травой. Хорошо быть властелином…
Правда, сэра Растера пришлось искать долго, он как раз не из тех, кто толчется в покоях. Явился с грохотом, как шагающая башня из железа, только непокрытая голова торчит из стального панциря, а дальше весь в броне, даже сапоги из настолько плотно подогнанных стальных пластин, что выглядят литыми.