Я помолчал в затруднении, не зная, как ответить, чтобы не обидеть короля, и в то же время очень не хотелось лгать, вздохнул.
– Сэр Ашворд, в моих весьма удаленных отсюда краях существовала великая и могучая Османская империя… Всей мощи достигла благодаря разумной политике. В частности, как только умирал султан, так у них именовался император, и власть брал в руки его сын, он тут же всегда казнил всех своих братьев. И их бывало по тридцать-пятьдесят человек, так как там тетравленд введен не на время, как у нас, а навсегда.
Ашворд посерьезнел.
– Какое зверство!
Я пожал плечами.
– Я же говорю, это была именно разумная политика. Убив всех братьев, император предотвращал борьбу за трон и всеобщую гражданскую войну еще в зародыше. В то время как в соседних королевствах это было привычным явлением, среди осман гражданская война давилась в зародыше.
Он пробормотал:
– Да, но… таким зверским методом…
– У султана был выбор, – пояснил я, – смерть всех братьев или же смерть тысяч и тысяч подданных, сгоревшие и разрушенные города, убитые поселяне, вырубленные сады, засыпанные колодцы, потравленные поля…
Он поежился.
– Ну… это если умом. Но все равно, это звери какие-то! Хоть и правы.
– Нам этот путь кажется правильным, – согласился я, – но слишком бесчеловечным. И потому обрекаем себя на бесконечные войны за трон, потому что… потому что человеку заняться больше нечем! У нас нет цели!.. Как только переходим из стадии выживания в стадию довольства, тут же ищем повод, куда выплеснуть силу.
– И что, нет другого пути?
– Есть, – ответил я.
– Какой?
Я посмотрел в его взволнованное лицо.
– Сэр Ашворд, этот путь вызывает насмешки и считается как бы не совсем достойным для мужчин, а мужчина – это бычий взгляд исподлобья, готовность подраться по любому поводу, желание всегда настоять на своем и вбить в землю по ноздри всякого, кто не согласен с его мнением…
– …по поводу прелестей принцессы Алонсии, – закончил он со вздохом. – Как я понял, вы говорите не о ней?
– Нет.
– Но, простите, какая сила может прекратить войны? Ее не существует!
– Это в вашем королевстве не существует, – возразил я. – Что-то я не увидел возле короля ни одного священника! Как можно?
Он скривился.
– Честно говоря, как всякий образованный человек, не люблю верующих. Это всегда либо очень ограниченные люди, либо фанатики.
– Значит, – сказал я безжалостно, – вы еще недостаточно образованный. Высокообразованные люди знают, что в своей вере люди обычно куда ближе к истине, чем самые длительные и точные изыскания… Но это отвлеченный разговор, а мы с вами люди деловые и ценим время. Потому скажу прямо в лоб: только церковь может дать сверхцель, ради которой стоит оставить такие мелкие и детские дела, как войны, интриги, схватки за трон. Если власть церкви будет сильна, королевства между собой воевать уже не смогут. Мы все топаем в одной команде к великой цели!
Он вздохнул.
– Для меня это слишком сложно. Я же хочу простоты и ясности.
– Простота в том, – пояснил я, – что церковь рано и поздно снова придет в королевство. И на этот раз навсегда. Как уже пришла в Сен-Мари. Я только надеюсь, что здесь ее начнут восстанавливать сами. И что никогда не наступит день, когда здесь вынужденно высадится грозное войско крестоносцев.
Он охнул.
– Неужели такое возможно?
– Увидите, – ответил я. – Кнутом или пряником, но Вестготия войдет в Царство Небесное на земле. И будет всем щасте.
Ашворд вздохнул, осторожно поднялся.
– С вашего позволения я пойду передам Его Величеству ваши… взгляды на будущее наших отношений.
– Передайте заодно мои самые искренние уверения в дружбе и почтения к Его Величеству, – сказал он.
Он ответил так же любезно:
– Это я сделаю с величайшим удовольствием!
Дверь за ним закрылась, я несколько мгновений смотрел в нее тупо, перебирая разговор и прикидывая, не перевернут ли мои слова как-то иначе, все ведь можно понять не так, что большинство и делает…
Из каменной стены справа от двери вышел пышно одетый господин в широкополой шляпе с пером, лицо веселое, черные усы торчком, весело улыбнулся во весь рот, сверкнув белыми зубами.
– Отличная работа, сэр Ричард!
– Это не работа, – возразил я автоматически.
– А что?
Он прошелся по комнате, бодро взмахнул полой плаща и лихо уселся в свободное кресло.
– Творчество, – пояснил я. – Вдохновение!.. Порыв. Вам это знакомо?