Ричард Длинные Руки – конунг, Стр. 122

Он издали узнал меня, ускорил шаг и взревел так, что под сводами заметалось эхо:

– Ты!.. Посмел!.. Да я тебя…

Я отодвинул в стороны Торкилстона и Ордоньеса, что уже взялись за рукояти мечей.

– Не мешайте. Пусть орет.

Барон надвигался на меня огромный и с выкаченными глазами, губы трясутся от бешенства, я ощутил прилив жгучей ненависти, ненавижу таких, ненавижу с детства, всегда мечтал поквитаться, и пусть это не тот, но все равно такая же сволочь…

Я сказал холодно и надменно:

– Не брызгай слюнями, смерд. А то велю выпороть на конюшне.

Он задохнулся в бешенстве, лицо побагровело. Глаза стали еще больше, не может поверить, что кто-то смеет перечить тому, за чьей спиной маячит грозная фигура герцога Хорнельдона.

– Ты сейчас умрешь!

– Ты дурак, – сказал я так, чтобы услышал он, и, улыбнувшись кротко, добавил: – И говно собачье.

Он завизжал, весь перекосившись, бросился на меня в диком бешенстве. Руки вытянул с намерением ухватить за горло. Лапы огромные. Ухватит – мало не покажется, я шагнул в сторону и дал ему подножку.

Упал с таким грохотом и лязгом, словно обрушился стенобитный таран, там взревел и начал тяжело подниматься. Его воины поспешно образовывали вокруг нас широкий круг.

Я сказал громко:

– Как видите, я не хочу драться. Будьте свидетелями.

Кто-то крикнул с презрением:

– Дерись, трус!

Его поддержали другие голоса:

– Побудь хоть немного мужчиной!

– Не позорься!

Я развел руками.

– Как скажете. Это вы хотели, не я…

Барон поднялся и ринулся, наклонив голову, как выпущенный из катапульты обломок скалы. Я снова быстро шагнул в сторону, а ему дал мощный пинок под зад. Он вломился в своих рыцарей, повалил сразу трех, долго барахтались, как черепахи в железе.

Я лицемерно вздыхал и разводил руками, но внутри уже все кипит от ненависти и жажды бить эту сволочь, бить и снова бить. Наконец они поднялись все четверо, он снова бросился на меня, но уже осторожнее, затормозил передо мной, железный кулак мелькнул у самого лица. Я уклонился и свирепым ударом разбил ему сперва рот, так что кровь брызнула и на грудь, затем ударил в нос и услышал, как хрустнули хрящи.

Он орал и размахивал огромными кулаками. Каждый удар способен свалить с ног быка, я либо уклонялся, либо принимал вскользь на плечи и локти, двумя нацеленными ударами выбил зубы и с лютой радостью смотрел, как он выплевывает это крошево вместе с кровью.

Он еще кипел яростью, но я видел, как на лице появляется страх и непонимание, как это впервые бьет не он, а посмели бить его?

Я смотрел, как он поднимается с четверенек, на ладонь выхаркивает выбитые зубы, его рыцари угрюмо шумят, их голоса заставили Унгера подняться и снова ринуться в бой. Я следил за ним налитыми кровью глазами, слишком взбешенный, чтобы думать о милосердии и человечности, и когда эта туша с диким ревом понеслась на меня, схватил его за волосы, сжал в кулаке.

Лицо его перекосилось болью, я откинул ему голову назад, чтобы обнажилось беззащитное горло, и прошипел, глядя ему в глаза:

– Ну что, тварь? Это не с беззащитными крестьянами драться? Это не то, что унижать тех, кто страшится твоего сюзерена?

Он хрипел, даже не стараясь вырваться, лицо залито кровью, но я видел, как ярость уже испарилась, теперь им владеет дикий животный страх. В его глазах я видел, что огромный страшный и непобедимый зверь нависает над беззащитным ягненком и готов вонзить в него зубы.

Из дальнего зала, за которыми покои короля, выбежал взволнованный церемониймейстер и почти бегом заспешил в нашу сторону. Я понял, что сейчас повелят, крикнул громко:

– Да будет, как ты сам хотел!..

Моя ладонь обрушилась ребром на горло барона. Он захрипел. Я тут же выпустил волосы и отступил.

Церемониймейстер прокричал запоздало:

– Его Величество велит прекратить поединок…

Я ответил громко:

– А такое есть в правилах? Этот барон…. Он в самом деле барон?.. Сам настоял, чтобы поединок был насмерть.

Рыцари, сломав круг, подошли к барону, что раскинул руки и смотрит в потолок безжизненными глазами. На меня поглядывают с угрюмой злобой, но никто не решается сказать слова, все видят, как я слежу за ними налитыми кровью глазами и жду только повода, чтобы растерзать еще кого-нибудь.

Ко мне подошли Торкилстон и Ордоньес, загородили своими телами. Ордоньес сказал властно:

– А ну расступитесь! Мы сейчас не в духе.

Торкилстон произнес с издевкой: