123  

– Пожалуйста, Вест, – умоляла она его, – ты должен мне верить. Слушай дальше.

Он поцеловал ее пальцы, но взгляд его по-прежнему оставался задумчивым.

Она спешила сообщить ему:

– Наш брак никогда не будет настоящим. Я собираюсь его расторгнуть.

Он внимательно посмотрел ей в глаза.

– Ты совершишь большую ошибку.

– Нет, не совершу. Ошибкой было то, что я вышла замуж, а сама даже не могла заставить себя выбросить эту проклятую маленькую пуговицу. – Рука Элизабет коснулась лица Веста. Это было прикосновение самой любви, которое тронуло его до глубины души и болью отозвалось в груди.

Он взял ее руку и сжал в ладонях.

– Элизабет, я никчемный, бессердечный эгоист. – Он виновато улыбнулся.

– Я все о тебе знаю, Вест. Грейди рассказал мне.

Он вздрогнул.

– Что тебе рассказал Грейди?

– О твоем детстве, о том, как ты потерял семью и девушку, которую любил и которая вышла замуж за богача. И о том, как ты потерял своих друзей на войне.

К удивлению Элизабет, Вест вдруг начал рассказывать о своем прошлом. И поведал ей намного больше, чем Грейди. Вест рассказал ей о себе больше, чем когда-либо и кому-либо рассказывал. Он говорил о своей семье, о прелестной девушке, которая обещала любить его вечно и вышла за сына богатого землевладельца. Рассказал об ужасах, которые пережил на войне, и о друзьях, которых он любил и потерял навсегда.

– Иногда я думаю, – с грустью сказал Вест, – все, что было во мне хорошего, погибло на войне.

– Нет, Вест, это неправда. Я видела, как ты говорил с Микомой. Никто не был к ней так внимателен и добр, как ты. В тебе много хорошего.

– Я не уверен в этом. – Он пожал плечами. – После войны во мне не осталось ничего, кроме вины в том, что я выжил, а они погибли. У моих друзей были семьи, которые их ждали и нуждались в них. Это не я, а они должны были вернуться домой. А мне зачем было возвращаться? – Он покачал головой. – Я груб и циничен… Я знаю… Я думаю… Я думаю… что я…

– Боишься любить, чувствовать? – продолжила она. – Не бойся, дорогой. Не поворачивайся к жизни спиной. И не надо чувствовать себя виноватым из-за того, что в живых остался ты. Твоей вины в этом нет.

– Нет? – спросил Вест и рассказал Элизабет о том, как они с капитаном Бруксом пытались бежать из тюрьмы в Андерсонвилле. О том, как туннель, который они вырыли, обрушился и засыпал их. Как он пытался руками откопать Брукса – и опоздал. Брукс задохнулся.

– У него была семья, Элизабет, и два сынишки, которые так ждали его. Боже, я должен был быть на его месте. Я, не он. – Его лицо исказила болезненная гримаса, на глазах появились слезы.

– Ну, дорогой, ну, – утешала Веста Элизабет. Она обняла его за шею. – Не казни себя. Ты сделал все, чтобы спасти его. Забудь об этом. Все уже позади. – Она прижалась щекой к его заросшему лицу, затем отстранилась и взглянула ему в глаза. – Каждая жизнь одинаково ценна. И потом, разве из-за того, что ты не был мужем и отцом, ты должен умереть?

– Элизабет, – прошептал Вест.

– Главное, ты вернулся с войны живым и теперь мы вместе. Я люблю тебя, Вест Квотернайт, – сказала Элизабет. – Я люблю тебя.

Улыбка осветила лицо Веста.

Элизабет поцеловала Веста в губы, вложив в этот поцелуй всю свою любовь, и он наконец понял, что лишь он один на свете знал, какой пылкой любовницей была эта женщина. Она никогда никому не принадлежала, кроме него, и не будет принадлежать. Это была его женщина.

Когда их губы разъединились, Вест спросил:

– И ты все время хранила мою пуговицу?

– Это все, что у меня было, – чуть не плача от счастья, проговорила Элизабет.

– Успокойся, дитя мое, – мягко сказал Вест, словно утешал проснувшегося темной ночью испуганного ребенка. – Все будет хорошо.

– Завтра утром я все расскажу Эдмунду, – сказала Элизабет, наслаждаясь прикосновением его сильных рук.

– Я все улажу сам, – заверил Вест. – Я поговорю с Эдом.

– Нет, по-моему, это должна сделать только я.

– Мы вместе поговорим с ним, – сказал Вест. Он посмотрел ей в глаза. – Элизабет, я должен кое в чем тебе признаться.

– Говори, говори мне все.

– Я много знаю о том, как заниматься любовью, но очень мало о самой любви. Ты объяснишь мне, дорогая?

– Не знаю. На это у нас может уйти пятьдесят – шестьдесят лет, – ответила Элизабет. Затем лицо ее стало серьезным, и она сказала: – Для начала ты можешь сказать, что любишь меня.

– Я люблю тебя, Элизабет, я очень тебя люблю.

  123  
×
×