Обмануть судьбу

Когда поезд наконец остановился, Синтия выскочила первая и сломя голову бросилась на противоположную сторону. Двери вагона закрылись перед самым ее носом. Проклятье! Ожидая следующего поезда, она стояла будто в непроглядном тумане. И уже не пыталась внушить себе, что мудрее сохранять спокойствие, как бы все ни складывалось. В голове были не мысли – обрывки фраз, отдельные слова. Их заглушал бешеный стук сердца.

На часы она осмелилась взглянуть, лишь когда подбегала к главным воротам парка. Тридцать пять минут второго. Черт! Черт! Еще предстояло добраться до лодочной станции, а путь до нее, даже если бежать, грозил отнять минут десять, не меньше.

Приготовившись свернуть на тенистую аллею, Синтия устремилась в ворота и налетела на чью-то мускулистую руку в светлом рукаве.

– Простите, – пробормотала она, потирая ушибленное плечо.

– Осторожнее, – ответил ласковый, столь полюбившийся ей мужской голос.

Они шли к лодочной станции, покатываясь со смеху.

– Заверили друг друга, что приедем вовремя! – воскликнула Синтия. – И оба умудрились опоздать!

– Ровно на тридцать пять минут!

– Сорок пять, – поправила Синтия. – До места встречи мы еще не дошли.

– Меня задержал несговорчивый клиент, – принялся рассказывать Энтони, сверкая белозубой улыбкой. Звонит вчера вечером и заявляет: хотел бы взглянуть на особняк завтра после полудня. Я говорю ему, что буду в это время занят, а он отвечает: тогда я обращусь к вашим конкурентам. По мне, пусть бы обратился хоть к самому дьяволу, но начальница, узнай об этом, не просто уволила бы меня – придушила бы собственными руками. Этот клиент ей особенно дорог. По-моему, они друзья, а может, бывшие любовники. Главное, он умопомрачительно богат. На нем можно прилично заработать. Я хотел поручить это задание одному толковому подчиненному, но у него, как назло, разболелся зуб. Словом, я был вынужден встретиться с толстосумом сам, а потом мчаться на всех парусах сюда. – Он снова засмеялся. – Даже заплатил штраф за превышение скорости. Я пытался вам позвонить, предупредить, что задержусь, но вы были недоступны.

Синтия закивала.

– Еще бы! Я устроила себе сумасшедшую прогулочку по метро.

– По метро? – Энтони вопросительно изогнул бровь.

Синтия, смеясь и удивляясь, что с такой легкостью рассказывает о своем столь нелепом приключении почти незнакомцу, поведала, как ехала сюда. Смех Энтони по-прежнему ласкал слух. Само его присутствие дарило странное ощущение мира в душе.

– Выходит, перед встречей с моими впечатлениями, – Энтони особо выделил последние два слова, – вы страшно волновались.

Синтия пожала плечами.

– Дело скорее в усталости, – пробормотала она, глядя в сторону, чтобы Энтони не заметил, как трудно ей хитрить. – Если даришь почти все свое время делам, к тому же если занимаешься историей и связан с театром, бывает, забываешь, в каком мире ты живешь.

– Если с утра до позднего вечера продаешь дома и квартиры, – более серьезно и задумчиво, даже, как показалось Синтии, с грустинкой, произнес Энтони, – случается, тоже теряешься. – Он вздохнул и улыбнулся. – Но если теперь можно было бы выбирать, я, вне всякого сомнения, предпочел бы риелторству историю.

– Никогда не поздно что-либо изменить, – пробормотала Синтия, глядя на волнистую поверхность озера. Небо, такое чистое и голубое с утра, заволокло пепельно-серыми тучами, с океана подул прохладный ветер. Дойдя до ресторанчика напротив лодочной станции, они остановились.

Энтони пытливо посмотрел на собеседницу. Ее поразила произошедшая в нем перемена. Глаза, минуту назад светившиеся волшебным сиянием, померкли, морщинки вокруг глаз, углубившись, стали куда заметнее. Синтия даже испугалась, подумав вдруг, что ляпнула что-то не то и тем самым обидела его или заставила страдать.

Энтони, очевидно угадав ее мысли, принудил себя улыбнуться. Улыбка вышла печальной. Он отвернулся, наклонился, поднял с земли круглый камушек и с деланым энтузиазмом бросил его в озеро. Синтия не могла не заметить, как заиграли мышцы на его тренированной руке.

– Увы, кое-что изменить не в наших силах, – сказал он, стараясь казаться веселым.

– Например? – спросила Синтия, внимательно наблюдая за его лицом.

– Практически невозможно изменить семью, в какой ты родился, страну, верно? И прочие обстоятельства, которые принимаешь просто из чувства долга.

Синтия задумалась. О чем это он? Что приходится принимать ему? Или кого?