— Полная надежд мамаша пытается пробудить в тебе интерес к своей прелестной дочурке.
— Хуже. Медноволосая красавица — жена одного очень ревнивого субъекта, полковника Томаса Дарлингтона. А ее жердеобразная спутница — Берти Гиллеспи, овдовевшая пронырливая подружка моей мамы, ужасная сплетница.
Дамы приблизились к ним. Берти Гиллеспи подставила Дрю свою нарумяненную щеку для поцелуя. Цепкие голубые глазки остановились на Джиме Савине.
— Дрю, кто этот смуглый симпатичный джентльмен? — Она протянула тощую руку Джиму. — Я Берти Гиллеспи, а ты обворожительный дьяволенок. До слез обидно, что я не на двадцать или хотя бы не на десять лет моложе.
Джим галантно приложился губами к тощей руке.
— Дорогая, меня зовут Джим Савин, и я уверен, что вы можете потягаться с женщиной вдвое моложе вас.
Берти Гиллеспи радостно взвизгнула:
— Ты велеречивый мошенник, Джим. Эта хорошенькая дама — Регина Дарлингтон, но не питай никаких надежд. Ее муж — влиятельный военный. — Берти неохотно отпустила руку Джима.
Молодой человек перевел глаза на рыжеволосую. Та улыбнулась, однако не протянула ему руки.
— Мистер Савин.
Она слегка кивнула головой, отчего перья на ее шляпке затрепетали.
— Миссис Дарлингтон.
Джим поклонился. Между тем болтливая Берти Гиллеспи переключила внимание на Дрю и засыпала его вопросами, не оставляя времени для ответов. Регина Дарлингтон, делая вид, что прислушивается к разговору, украдкой бросала взгляды на смуглое бесстрастное лицо Джима.
Узнав, что Джим Савин — адвокат, приехал в Денвер на неопределенное время и остановился в этом отеле, Берти обратилась к Регине Дарлингтон:
— Если ты отвезешь меня домой, дорогая, то нам пора. Из-за ужасной тушеной форели, поданной нам на ленч, у меня нарушилось пищеварение. — Похлопав Джима по щеке, она пошла прочь.
— Я догоню тебя, — сказала Регина Дарлингтон и взглянула на Джима: — Мистер Савин, во время следующего дамского завтрака мне предстоит беседа, касающаяся правовых вопросов, точнее, женского избирательного права. — Оглядевшись, она добавила: — Мне хотелось бы расспросить вас об этом.
— В любое время, миссис Дарлингтон. — Джим понизил голос: — Комната номер шестьсот восемнадцать.
Залившись краской, Регина кивнула и последовала за подругой.
— По-моему, — сказал Дрю, когда бежевые юбки Регины скрылись за массивными дверьми, — хорошенькую миссис Дарлингтон интересует нечто большее, чем избирательное право.
— Ты говоришь, она замужем за полковником? Дрю кивнул.
— Почти новобрачная. Они поженились меньше года назад.
Джим Савин промолчал.
Не прошло и часа, как в дверь его комнаты осторожно постучали. Было самое жаркое время дня. Джим вышел из ванной и налил себе стакан бурбона. Его нагое влажное тело было обернуто белым полотенцем, завязанным узлом на животе. Он сделал глоток спиртного, даже не взглянув на дверь, ибо отлично знал, кто беспокоит его в этот час.
Стук повторился. Теперь он звучал нетерпеливо.
Джим медленно осушил стакан, затем босиком пересек затемненную комнату, распахнул дверь и ничуть не удивился, увидев на пороге улыбающуюся Регину Дарлингтон.
— О Боже… Я пришла не вовремя, мистер Савин. — Широко раскрытые глаза Регины скользнули по обнаженной блестящей груди Джима.
— Ничего, миссис Дарлингтон. — Он отступил, не приглашая ее войти, но и не предлагая навестить его в другой день.
Миссис Дарлингтон поспешила войти. Когда Джим прикрыл за Региной дверь, она прислонилась к ней спиной и поднесла руку к шее.
— Я… Я пришла… побеседовать с вами. Джим оперся ладонью о.дверной косяк.
— Так спросите же меня о чем-нибудь, Регина.
От близости этого крупного мужчины разум миссис Дарлингтон помутился. Бездонные черные глаза, чувственные губы, мускулистая рука в нескольких сантиметрах от ее плеча — все это лишало Регину самообладания. При виде нагой блестящей груди с длинным белым шрамом она ощутила удушье.
— А… да, да… — бормотала Регина. — Не могли бы… не могли бы вы одеться?
— А вы хотели бы, чтобы я оделся? — Его пронзительный взгляд гипнотизировал Регину, однако Джим ни единым жестом не поощрял ее.
— Не уверена, — ответила она, покраснев. Ей казалось, что эти гипнотические черные глаза читают все ее постыдные мысли.