67  

Неожиданно напыщенный тон ревизора оказал неожиданный эффект. Толстяк суетливо подбежал, запанибратски обнял Виктора за плечи, вгляделся…

– Это? А, это…

Он пренебрежительно сморщился.

– Сколько ж можно, сам подумай! И так десятка два кинули, и тех… – он покрутил своим верхним окороком над головой, – и этих… – раскинув руки, толстяк сделал пару шагов. – Нет, ты рассуди! Их кидаешь, кидаешь… а они все падают…

Только тут, в приступе какого-то резкого откровения, Виктор сообразил, что держит в руках.

Самолет. Крошечную модель самолета – кажется, «Боинга» или еще чего из зарубежных. Смятые крылья, разорванный корпус, клочки ткани – кресла? – крошево иллюминаторов.

Или… это не модель?

Виктор зачарованно провел пальцем по обшивке лайнера. Поморщился от резкой боли, оцарапавшись о развороченный металл.

– Тут и народца-то не было почти, – пренебрежительно бросил толстяк. Вынул из онемевших рук Виктора модельку, швырнул в угол. – Плюнь! Что надо – все в дело пошло! Не сомневайся – тебе хватит!

И он захохотал, будто выдав редкого остроумия шутку. Но Виктор не обращал на него внимания – шарил глазами по стенам, по почти пустым полкам, отчаянно пытаясь понять.

Вот еще одна «модель». Зеленовато-бурая консервная банка, из которой торчат блестящие лезвия – вертолетные винты. А вот… ну, можно назвать крошечные обгорелые вагончики – детской железной дорогой, только не стоит, ох не стоит, детям играть в такие игрушки. Ну и комья тинистой глины, чуть подсохшие, но будто недавно из моря. То гребной винт торчит из грязи, то краешек мачты с обрывком паруса, то острый нос с остатками надписи на английском: «…ent».

Да что же это!

– Это… это ты их? – спросил Виктор. Очень спокойно. И в полной уверенности – если услышит «да», то придется убивать. Пусть только во сне.

– Что?! – взревел толстяк в неподдельной ярости. – Я? Ты за кого меня держишь, умник? Разве ж мы звери какие?

Виктор отступил к стене, одинаково испуганный напором и смущенный собственной оплошностью.

– Зачем… нам-то зачем? Если ж они сами… бултых… трах… – Коротышка почесал брюхо и неожиданно спокойно, миролюбиво, сказал: – Конечно, можно было бы. Только как? Кто мы такие? Разве нам дозволено…

Он развернулся и с тяжким вздохом двинулся к выходу. На пороге остановился и добавил с иронией:

– А ты заходь еще, заходь. Вот как время выберешь… Здесь-то делать больше нечего, ты в лесок сходи…

Исчезнув из виду, он подал голос еще раз:

– Остерегись-ка, гость незваный!

Замешательство прошло. Виктор метнулся к выходу, и едва успел переступить порог, как затрещала крыша. Посыпались какие-то деревянные плашки, рухнула за спиной тяжелая балка. И сразу же вспыхнуло пламя.

Сидя на корточках, упираясь руками, Виктор смотрел, как охватывают строение стремительные языки огня. Жаркие, почти прозрачные, с одинаковым успехом пожирающие и дерево, и камень, и железо. Рухнула труба – будто втянуло ее внутрь. А еще говорят, что на пожарищах всегда остаются закопченные, но целехонькие печи…

Так и не вставая, Виктор начал отползать от огня. Быстрее и быстрее – жар нарастал. Внутри рушащегося, складывающегося здания что-то гулко лопалось, шипело, вспыхивало разноцветными бликами. Виктор прикрылся от разлетающихся, будто от фейерверка, снопов искр.

И – казалось – доносился тонкий, многоголосый хор голосов…

– Владыка! Владыка!

Виктор открыл глаза. Дернулся, отстраняясь от перепуганного Ярослава.

– Вы стонали, – робко сообщил мальчик. – Громко. И так… – он показал, – руками заслонялись.

– Мне приснился сон, – объяснил Виктор. – Страшный сон. Спасибо, что разбудил.

И, уже не доверяя собственным словам, Виктор посмотрел на руки. Он ведь оцарапался? Может, и не до крови, но след должен остаться.

Не оказалось никакого следа. Сон. Просто сон.

Но, Господи, какой реальный!


Для такого буйства вырвавшихся на свободу ветров потери, считай, оказались вполне терпимы. Правда, и Рой, и его брат, и Салли, и горбоносый Болетус вышли из строя, причем старики надолго – переломы, глубокое истощение в их возрасте не залечить простой магией. Ритор мог рассчитывать только на неугомонную Сандру. Да еще мальчишка Асмунд, единственный, не получивший и царапины, – сориентировался, мгновенно сотворил воздушную линзу, отделавшись, как говорится, легким испугом. Эх, такую бы сообразительность Таниэлю… Ритор запретил себе думать об этом.

  67  
×
×