Пароль: «Вечность»

– Молчать, недомерок!

Ствол нагана стукнул его по голове, и карлик едва не подскочил.

– Еще раз ударишь меня, – ощерившись, процедил он, кинув взгляд через плечо, – и тебе конец, урод жирный!

Манихей в ответ хохотнул, огладил бороду и пихнул Чака в спину так, что тот чуть не упал.

– Прекрати, – велел Дюк, толкая двери.

Дальше была столярная мастерская, где за станками работали монахи в фартуках. Потом мы долго шли по кирпичному коридору без окон, и наконец, преодолев две лестницы, очутились в комнате с тремя дверями, одна из которых была заперта на засов. На табурете сидел пузатый коротышка-монах и чистил карабин. К стене рядом с ним была прислонена пика.

При нашем появлении монах быстро сунул что-то под стол и вскочил. Шагнувший вперед Дюк тихо заговорил с ним, остальные конвоиры вместе с Манихеем стояли позади нас. Коротышка снял с пояса ключи и стал отпирать дверь. Чак кивнул мне, я присел на корточки, и карлик шепнул мне на ухо:

– Сколько у них ходов под Храмом, а? Не знаю, как тебя, а меня теперь точно прибьют – слишком много видел...

Широкая ладонь стукнула его по затылку, и карлик брякнулся на пол, ударившись подбородком. Извернулся, кое-как встал на колени и прошипел:

– Тебе точно конец, жирный. Слышишь? Я тебе это обещаю!

– Правда, что ль? – Ухмыляясь, Манихей нагнулся к нему. – И что сделаешь, недомерок? Плюнешь в меня?

Вместо ответа Чак, вскочив, ударил его носком ботинка по колену. Чернобородый замахнулся. Кулак у него был здоровый, легко мог размозжить Чаку голову. Юна Гало крикнула:

– Не трогай его!

– Манихей! – окликнул Дюк Абен, оглядываясь.

– Да ты погляди, Дюк, что за глаз на лбу у него, – пробасил в ответ монах. – Он же еретик из Беловодья, сволочь, крабодианин богопротивный! Его давить надо, как червя поганого.

– Я видел знак культа Крабода Сверхпредателя, – отрезал Дюк. – С этим... мутантом-недоростком мы будем разбираться потом, а сейчас не трогай его. Юна Гало, ты идешь со мной. Манихей, ты тоже. – Он повернулся к остальным монахам. – Этих двоих в камеры. Накормить их. Григорий, будь осторожен, они опасны.

– Понимаю, Дюк, – ответил монах-коротышка, отодвигая засов.

Нас ввели в коридор с двумя рядами массивных дверей. Засовы, решетчатые окошки... Знакомая картина. Подобное я видел в следственном изоляторе, откуда выбрался благодаря Губерту.

Насколько я мог понять, большинство камер за дверями с решетками были пусты. Из одной донесся рык, к решетке приникла искаженная морда, волосатые пальцы вцепились в прутья.

– Бесятся они, – надзиратель кивнул на мутанта в камере. – Будто чуют чего. Что там вверху? Шумят?

– Мы со стороны озерных башен прибыли, – сказал один из монахов, идущих за нами с Чаком.

– А чего ж так?

– Потому что топливные площадь обложили, пальба там. На стенах катапульты поставили. Цитадель аж гудит.

– Вот про то я и говорю. Шумят наверху, а мутанты бесятся. Ладно, обыщите этих, только хорошо, чтоб ничего ни в карманах, ни в ботах ихних... Хотя лучше боты вообще чтоб сняли. И ремни, если есть. Проверьте, чтоб иголок нигде в рубахах не заткнуто, шпилек, ничего.

Отомкнув кандалы, мне приказали снять куртку, потом монахи долго удивлялись, ощупывая пластиковый комбинезон, и в конце концов срезали ножом его верхнюю часть, так что я остался только в штанах и майке. Чак лишился рубашки, мы разулись.

Григорий отпер две двери и прошелся по камерам, после чего втолкнул карлика в одну, а меня в другую. Когда дверь за моей спиной захлопнулась и лязгнул замок, я огляделся.

Свет сюда проникал только через решетчатое окошко. Стены каменные, у одной гранитная плита с ворохом соломы. Подушки, ясное дело, нет. И вообще ничего больше нет.

На холодном полу ступни быстро замерзли, я сел на лежанку, поджав ноги. В коридоре стояла тишина, только мутант иногда начинал порыкивать и метаться, шурша соломой, и тогда из другой камеры ему отвечали глухим бормотанием – кажется, там сидел еще один. Я подошел к двери и позвал в решетчатое окошко:

– Чак!

Он не отзывался, и я окликнул еще пару раз. В коридоре стукнула дверь, раздались шаги, и вдруг между прутьями просунулся железный наконечник. Возникший за окошком Григорий ткнул в меня пикой, но я отскочил назад, и она лишь царапнула плечо. Попытался схватить пику за древко, однако монах успел выдернуть ее обратно.

– Не шуми, южанин, – угрюмо сказал он. – Иначе худо будет.

– Дюк велел, чтобы нас накормили, – сказал я. – И воды дайте.