Убей свою любовь

Тетка, не ожидавшая от меня такой прыти, да еще силы в левой руке, охнула и присела от боли.

– Меня даже отец не бил, – тихо проговорила я, глядя ей в глаза. – И ты не будешь. И слово «клафте» применительно ко мне больше произносить не смей – квартиру сожгу.

Выпустив тетушкину руку, я ушла в свою комнату и легла на кровать. Еврейский аналог русского слова на букву «б» разозлил меня куда сильнее, чем потенциально возможная пощечина. На «шиксу» я не реагировала с детства – так тетка характеризовала и нашу маму, потому что та не родилась еврейкой, а для тети Сары это было серьезным недостатком. При отце, конечно, она молчала, но, когда он не слышал, это словечко то и дело слетало с ее тонких бледных губ.

Никита без стука вошел в комнату и остановился, закрыв за собой дверь.

– Погуляли, Александра Ефимовна?

– От тебя еще выслушивать? – агрессивно ответила я, но телохранитель не был настроен на ссору.

– Я вам не папа, чтобы воспитывать. Дело ваше – хотите гулять, так и гуляйте. Но давайте договоримся, чтобы друг друга в неудобную позу не ставить – предупреждайте, где и с кем, чтобы я знал. Согласитесь, неприятно было бы найти в морге ваше тело, да?

– Мертвый труп покойницы, – мрачно отшутилась я. – Ты извини, я на самом деле что-то перебрала с этим. Представляешь, не помню ведь ни фига, ну, вот совершенно ни фигиночки! И голова раскалывается. А выпила-то всего ничего – два коктейля.

– И это с двух коктейлей у вас такие провалы? – Никита весь подобрался, как пинчер перед дракой, и даже носом повел, словно принюхиваясь. – А были там же?

– Да, в «Любимице». Может, просто давление низкое было...

– Ну, могло быть и так... с вашей травмой головы вообще пить не желательно, да и что я вам-то рассказываю, медик же – какой-никакой.

– Никакой. Но пить не стоит, действительно. Ты иди, Никс, я посплю пару часиков...

У меня и в самом деле слипались глаза, тело было ватным и невесомым. Очень хотелось забыться сном хоть на какое-то время.

* * *

К вечеру я вполне пришла в себя и даже с завидным аппетитом поела, не обращая внимания на обиженно поджатые губы тети Сары. Конечно, я не совсем почтительно обошлась с ней утром, но ее-то саму кто за язык тянул? Забыла, что я худо-бедно понимаю иврит? Так сама ведь и научила. А руку на меня даже папа не поднимал, это правда, я не приучена к тому, чтобы меня били по лицу – и не собираюсь привыкать, пусть даже не надеется.

– Если сегодня уйдешь куда – пеняй на себя, Санька, – проговорила тетушка, убирая посуду. – Фиме позвоню, пусть забирает тебя, сил моих нет с тобой связываться, да и возраст не тот уже, чтобы твое непотребство терпеть!

– Непотребство? – протянула я, закуривая. – Ну-ка, ну-ка, подробнее отсюда.

– Брось сигарету, дрянь такая!

– Руки убери, – предостерегающе зашипела я, и тетка отдернула протянутую к сигарете руку так, словно обожглась об нее. – Вот так-то лучше. Ты прекрасно знаешь, что я курю давно и в открытую, так и нечего теперь разыгрывать гнев и недоумение. Так что там с непотребством, мы не выяснили?

– Да все соседки шушукаются! – завопила тетка, вдруг схватив со стола кружку и шваркнув ее об пол. – Такая стыдоба – не приведи бог! Девка замужняя – а по проститутским местам шляется!

– По каким? – еле сдерживая смех, переспросила я.

– Да по таким, племянница моя золотая! Где мужики бесстыжие свой срам бабам за деньги показывают! – выпалила тетка и покраснела.

Я же, не выдержав, расхохоталась, чем вызвала новую волну гнева на свою голову.

– Ты шо себе думаешь?! – визжала тетушка, съехав на свой привычный «местечковый» диалект, с которым боролась многие годы и срывалась только в моменты особого волнения. – Шо ты, дочь такого папы, будешь незаметна, как амбарная мышь? Та не бывать этому! Каждая тля знает, кто ты такая! Позор семьи ты, вот кто! И я тебе скажу, шо я сделаю! Я таки позвоню своему брату, и хватит мне уже иметь эту головную боль!

– Таки прекрати уже орать, и хватит строить из себя страдалицу! – передразнивая, спокойно отозвалась я. – Шо может поделать со мною мой папа? И не преувеличивай – никто меня тут не знает, если, конечно, ты со своими товарками таки не обсудила, кто я есть, кроме как твоя племянница!

Тетка на мгновение умолкла, а потом вдруг ссутулилась и пошла из кухни, на ходу прикладывая к глазам платок и бормоча что-то под нос. Мне стало нестерпимо стыдно – я в детстве не вела себя таким образом, не дерзила, не «зубатилась», по теткиному определению, со старшими. Какой бес вселился в меня сегодня, было абсолютно непонятно.