Убей свою любовь

Отец погладил меня по плечам, по голове и вздохнул:

– Все в тебе хорошо, Санька, а вот женой ты никудышной оказалась.

– Да что ты пристал ко мне?! – заорала я, не в силах больше сдерживаться. – Я не тебе никудышной женой оказалась, понятно?! А Сашка не жалуется! Хотел бы – давно бы ушел, еще тогда, после ранения моего! Ушел бы и не подставлялся под пулю вместо меня! – Я попыталась встать с подлокотника, но отец удержал:

– Ну-ка, сбавь обороты! – жестко велел он, и я подчинилась, остыла немного. – Взяла моду орать. Я не вмешиваюсь в вашу жизнь, и если Акелу все устраивает, это его дело. Я просто сказал тебе то, о чем думаю. Но сейчас меня больше беспокоит твой брат.

– А что с ним?

– А с ним что-то странное творится, ты не замечаешь? Нервный, глаза бегают – а чего нервничать ему?

– Ну, пап! Мало ли...

– Ты не крути, Санька, вы ж с ним не разлей вода, – скривился отец, и я поняла, что он не верит ни единому моему слову – и не поверит, что бы я сейчас ни наплела. Плохо... – Неужели не поделился?

– Нечем ему делиться, – буркнула я. – И вообще – ты чего вдруг взялся за наше воспитание? Семену четвертый десяток – а ты...

– А я вот думаю все – как так, четвертый десяток, а внуков нет у меня? – вдруг перебил отец, и я сжалась – тема внуков мне нравилась еще меньше. Во-первых, мне самой это до сих пор очень больно, а, во-вторых, какие внуки от Семена?

– Пап... а лучше было бы, чтоб такая, как Юлька? Зато красавица, женственная вся из себя... – Я осторожно попыталась перевести разговор на другую тему, подсунув для обсуждения крепко пьющую невестку, давно не вылезавшую из наркологической клиники, но не угадала.

– Не пойму я, как вышло – один сын алкоголик и в могиле уже, а второй вроде здоровый бугай, а толку еще меньше, – с досадой сказал отец.

– Ну, договаривай, что умолк? – зло бросила я, устав играть и изворачиваться. – А дочь вообще не пойми кто – ты уже это сказал сегодня! Да еще и детей никогда не будет – единственного не смогла уберечь, даже родиться ему не позволила!

– Саня, Санюшка! – Отец испуганно прижал меня к себе, но я стала вырываться:

– Пусти! К чему ты завел эти разговоры?! Чтобы сильнее меня уколоть?! Думаешь, я не хотела детей? Семью нормальную не хотела? Думаешь, я тогда повела себя не так, как сделала бы нормальная женщина?! А как?! Как было надо?! Продать любимого человека?! Взять и сказать: приезжай сюда, пусть тебя убьют?! Так надо было сделать?! – Я вырвалась наконец из отцовских объятий и отскочила к окну, распахнула его настежь. – А как мне потом было бы жить, а?! Жить и знать, что я убила любимого человека?! Ты хоть знаешь, что это такое, а?!

– Успокойся, Аля, – раздался голос Акелы, и отец повернулся к двери, распахнутой моим мужем. – Фима, ты не можешь обвинять ее. – Я бросилась к Сашке и прижалась к нему, словно ища защиты. – Ты не имеешь права говорить с ней об этом. Это наша жизнь, наша боль – и не надо ворошить. Алька поступила так, как сочла возможным – и даже я не вправе осудить ее.

Отец тяжело оттолкнулся от подлокотников кресла и встал. Я снова почувствовала потребность в защите – не знаю, почему, ведь он никогда в жизни пальцем меня не тронул, ни разу, что бы я ни натворила. Но слова... его слова о внуках, сожаление, мелькнувшее в голосе, – это било наотмашь и ранило куда сильнее физических действий.

– Прости, Саня... не о том, наверное, заговорил, прости, дочь! – И папа вышел из комнаты тяжелой походкой смертельно уставшего человека.

Мне стало до боли в сердце жаль его – такого одинокого и внезапно постаревшего. Как будто силы покинули его, и теперь папа продолжает жить по инерции.

* * *

Через два дня, в течение которых мы не разговаривали, дождавшись отъезда Акелы в банк, отец вошел ко мне в комнату с длинным узким чемоданчиком в руках. Не говоря ни слова, он опустил его на стол, щелкнул замками и, откинув крышку, вышел. Я, не шелохнувшись в своем кресле, дождалась, пока папины шаги стихнут, чтобы не демонстрировать любопытства и дать родителю понять, что до сих пор обижена за неприятный разговор, и только потом подошла к столу. В чемоданчике, разобранная и аккуратно упакованная в специальные гнезда, лежала новехонькая «СВД». Сердце бешено заколотилось – отец определенно прочувствовал свою вину и поспешил загладить ее тем, о чем я давно мечтала. Ну и папа...

У меня ощутимо подрагивали пальцы, когда я бережно вынимала детали одну за другой и собирала оружие. Какая красавица – аж дух захватывает. Подойдя к окну, я прижала глаз к резинке прицела и осмотрела двор. Все как на ладони, и даже пуговицы на рубашке охранника я вижу, и количество отверстий в них... Господи, как же хочется опробовать...