Убей свою любовь

Я не стала напоминать о своих ужасных шрамах на руках и животе – к чему? Он и так их видел, но это не мешало ему. В любви Сашка был настолько восхитителен, насколько может быть взрослый, опытный человек, относящийся к процессу как к священнодействию, а не к банальному совокуплению. Он прикасался ко мне так, словно мое тело – хрустальный сосуд, могущий в любую секунду выскользнуть и разбиться. Мне не с чем было сравнить – он был первым и единственным моим мужчиной – но, думаю, вряд ли с кем-то мне было бы так же хорошо, как с ним. Его пальцы казались то легкими перьями, нежно ласкавшими меня, то стальными прутьями, прожигавшими насквозь, – но и то, и другое заставляло меня замирать от восхитительных ощущений. Сегодня я впервые за долгое время плакала от счастья в его руках – таких сладких слез я не лила никогда в своей жизни. А главное, мне не приходилось скрывать и стыдиться их, потому что это не было проявлением слабости. Сашка понял это и оставил меня в покое на короткое время, давая всласть выплакаться и ощутить новый прилив желания. Мы занимались любовью всю ночь, не выпуская друг друга из объятий. Наверное, уже давно я не была так счастлива.

* * *

Утреннее солнце лучом щекотало нос и правый глаз – этот пучок света пробился через небольшую щель в сдвинутых шторах и теперь настойчиво мешал мне нежиться в постели. Я сонно пробурчала что-то о несправедливости жизни и зарылась головой под подушку. Даже не проверяя, я могла сказать – мужа рядом уже нет, он во дворе упражняется с шестом. Неуемный – мог бы хоть в субботу полежать на час подольше. Но нет – мой самурай не пропускал тренировок даже в дождь и снегопад, что уж говорить о таком прекрасном утре.

Я окончательно проснулась, досадуя на солнце за столь раннее и беспардонное пробуждение, села в постели и потянулась. В чуть приоткрытую дверь из кухни тянуло запахом свежей выпечки – блины, не иначе. Есть пока не хотелось, хотелось соку и еще поваляться. К счастью, вернулся муж – черная футболка в пятнах пота, на лбу тоже капли.

– Проснулась, малышка?

Я потянулась к нему руками, но Саша отрицательно покачал головой:

– Я мокрый, Аленька. Сейчас в душ схожу и приду. Подождешь?

– Нет. Иди, как есть – я хочу тебя, такого.

– С тобой стало опасно, – ухмыльнулся он, но подошел и присел на край кровати, а я тут же обхватила его за шею и притянула к себе.

– Я так люблю тебя, Саш, – уткнувшись в него, прошептала я. – Ты самый лучший – знаешь?

– Мне всегда было интересно – почему ты меня выбрала, а? Ты – молодая, с такими возможностями, вдруг обратила внимание на меня – я ж тебе в отцы годился.

– Я терпеть не могу, когда ты начинаешь кокетничать. Прекрасно знаешь – ты настолько привлекателен, что я не могла не заметить этого. И сейчас замечаю. И ревную, – неожиданно для себя призналась я и почувствовала, как напрягся Сашка. – Ты даже представить не можешь, как я ревную.

– Алька, это же глупо. Ревность – удел слабых и неуверенных в себе, уж кому-кому, а не тебе! – Он чуть отстранил меня и заглянул в глаза. – Я сто раз говорил тебе, что для меня ревность не является доказательством любви. Скорее – доказательством недоверия, а этого я не выношу. Я честен перед тобой, и мне неприятно слышать, что ты сомневаешься.

Я не могла объяснить ему, что ни в коем случае не сомневаюсь, нет – просто вижу, какими взглядами провожают его женщины на улице, как смотрят сотрудницы в банке. Это разрезало мое сердце надвое. Да, я не сомневалась в его верности – но куда деть это противное чувство сосущего холодка под ложечкой? Я никогда не смогу родить ему детей – а любая из этих женщин сможет. И кто может дать гарантию, что однажды Сашка не захочет наполнить свой дом детским смехом и топотом ножек? Что ему не осточертеет возиться со мной, вместо того чтобы учить сына, например, основам боя на шестах? Но поговорить с мужем об этом я не могла – тема считалась в нашей семье запретной и давно закрытой. Но это ведь только на словах – а кто может поручиться за то, что происходит в голове моего супруга? Никто...

* * *

Говорят, что дети не помнят себя до трех лет. Наверное, это правда – ведь я помню себя где-то с четырехлетнего возраста, а до этого – нет. Я отчетливо, как на фотографии, вижу себя, маму, папу, братьев – и мне лет пять, мы все вместе идем куда-то, и в волосах у меня большой синий бант в белый горошек, и я то и дело висну на руках отца и Семена, между которыми иду, а мама недовольно хмурится и требует, чтобы я прекратила баловство. Но до этого я не помню совершенно ничего, даже какого-то пятна вроде события или просто какого-то предмета, например любимой игрушки. Это почему-то пугает меня и вызывает ощущение пустоты. Как будто я не жила до четырех лет. Вот не было меня – и все тут. Но тогда откуда же я взялась? Не с Марса же, правда? Я не верю в инопланетный разум...