Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски

– Садись, Генка, чаю попьем.

– Совсем не ложился? – Охранник сел за стол и потянулся к электрическому чайнику. – Шестой час уже.

– Не ложился. Да и сейчас уже смысла нет – через час бегать пойду, – буркнул Хохол, затягиваясь сигаретой. – А ты чего в такую рань?

– Не спится. Жека, давай начистоту – ты ведь валить собираешься? – прямо спросил Гена, и Хохол угрюмо кивнул. – Наверное, правильно – ребенок тут, да и вообще… Я вот что хотел сказать – это не мое дело, конечно, но среди пацанов разговор пошел, что ты не свое место занял.

Хохол не очень удивился, давно ждал, что произойдет что-то подобное.

– Я тебя предупредить хотел, Жека, просто чтоб ты знал – если что, на меня можешь рассчитывать. Рука одна, правда, зато рабочая, – криво усмехнулся Гена, погладив протез.

– Спасибо, Гена. Я запомню. Но за бригаду цепляться не буду – она не моя. Она Маринкина, не хочу, чтобы кто-то предъявил, что я взял не свое.

– Жаль Марину Викторовну, такая женщина была… – вздохнул Гена, берясь за кружку с чаем.

– Да… – эхом повторил Хохол, думая о другом. – Слушай, Гена… а поможешь мне наказать того, кто ее заказал? Я вычислил место, где бывает этот горец, но в одного я не справлюсь, а просить кого-то из пацанов не хочу. Теперь не хочу, – уточнил он, и Гена понял, что Хохол имел в виду – разговоры за спиной.

– Да не вопрос, Жека, помогу. Только скажи, чего хочешь, обдумаем.

Хохол молча взял его за здоровую руку, крепко сжал. Этот жест сказал все лучше всяких слов. Они допили чай, Хохол еще покурил, потом глянул на часы:

– Все, мне пора бегать. Ты послушай, чтобы Егор не плакал, как проснется.

– Иди, не волнуйся.

Женька ушел к себе, переоделся, вскоре хлопнула входная дверь. Гена, выглянув в окно, увидел, как он выбегает из ворот, направляясь в сторону леса, где бегал обычно. «Что-то скрывает Жека, чует мое сердце. И Машка как-то странно пропала – вроде только приехала и уже домой… Стоило мотаться», – подумал охранник, но зацикливаться не стал – со второго этажа спускался заспанный Егорка, держась ручками за стену.

– Привет, спортсмен! – Гена подошел к лестнице и помог мальчику спуститься с последней ступеньки, которая была выше остальных. – Ты чего так рано?

Егор заплакал, и охранник, подхватив его на руки, стал ходить по дому, успокаивая и уговаривая. Появилась домработница Даша, жившая в коттедже охраны, сразу захлопотала на кухне, начиная готовить завтрак.

– Гена, ты кофе будешь? – спросила она, беря в руки кофемолку.

– Буду.

– А накурил-то Женька – караул просто! – домработница обнаружила в мусорном ведре гору окурков и такую же гору – в пепельнице на подоконнике. – Опять не спал, все переживает…

– Трудно ему, – сказал Гена, садясь за стол и устраивая Егорку у себя на коленях. – Один остался, столько всего свалилось.

– Тяжело без Марины Викторовны. – Даша помрачнела, отвернулась к плите, снимая с нее джезву. – Тебе мед положить или сам?

Гена пил кофе только с медом, и Даша прекрасно знала его вкусы – как, впрочем, привычки всех людей, живущих в доме.

– Не надо, я сам. Егор не умывался еще, сейчас схожу с ним в ванную, переодену, и мы спустимся.

Гена унес Егора на второй этаж, а Даша принялась варить мальчику кашу. За этим занятием ее застал вернувшийся с пробежки Хохол. Он стягивал на ходу через голову мокрую от пота майку и матерился на ходу:

– …Твою мать, что за люди! Ну, погуляли, побухали – уберите за собой, ведь не один день живем!

– Ты чего, Женя? – удивилась Даша.

– А, Дашка, привет, – откликнулся он, бросая майку на пол и наливая полный стакан холодной воды.

Запрокинув голову, он пил воду, и на мощной шее двигался кадык. Даша наблюдала за Хохлом, сложив на груди руки. Он почувствовал этот взгляд, поставил стакан на стол:

– Что ты так на меня смотришь?

Даша вздохнула и не ответила, снова отвернулась к плите, сняла с конфорки кастрюльку с кашей, достала из шкафа Егоркину тарелку.

– Даш, случилось что-то? – спросил Хохол, поворачивая ее за плечи к себе.

– Случилось… Сон я сегодня видела… Марину Викторовну в белом платье, – всхлипнула Даша, уткнувшись лицом в голую татуированную грудь. – Знаешь, Женька, аж сердце закололо – стоит такая красивая, молодая совсем… и улыбается… – Даша зарыдала в голос, и Хохол зашипел, услышав на лестнице шаги:

– Прекрати! Сейчас Егор придет, увидит, что ты ревешь, и тоже заплачет!

– Все-все, Женечка… не буду, – заторопилась она, отрываясь от Хохла и выкладывая кашу из кастрюльки в тарелку.