Эксцессия

Он обернулся к сублиматичке. Ростом девица была почти с него, личико миловидное, но какое-то пустое, хотя он отдавал себе отчет, что на его оценку могло повлиять предубеждение.

Сублиматики извратили то, что было нормальным, но необязательным для всех видов живых существ в отношении религии. Они верили, что Сублимация – естественный выход для каждого, будь то человек, животное, машина или даже Ум. Все в мире движется к последней трансценденции, к нирване.

Вступавшие в секту Сублиматиков должны были год посвятить миссионерской деятельности, пытаясь привлечь как можно больше неофитов, прежде чем им будет позволено Сублимироваться самим, то есть слиться с одним из групповых сознаний секты для того, чтобы созерцать нереальность. Некоторые дроны, ИИ-сты и Умы, склонявшиеся к преимуществам подобного образа жизни, вняв аргументам сублиматиков, поступали, как и прочие машины в таких случаях, исчезая в направлении ближайшего Суб-Организма, хотя пара-тройка неофитов застревала в предсублимационном состоянии на достаточно долгий срок, чтобы помочь общему делу. Вообще говоря, отношение к культу было, мягко говоря, довольно неоднозначным. В Сублимации видели то, что обычно случается с любым соци-Умом, и усматривали в этом движении скорее смену жизненного стиля, чем форму некого религиозного посвящения.

– Даже не знаю, – замялся Генар, строя из себя этакого подозрительного простака, которого нелегко околпачить. – А во что вы конкретно верите, позвольте спросить?

Сублиматичка посмотрела как-то странно – поверх его головы – на прохожих.

– О'кей, мы верим в силу Сублимации, – сказала она. – Давайте, я расскажу вам об этом подробнее. – Она снова посмотрела на то, что творилось у него за спиной. – Может быть, мы уйдем с дороги, как вы думаете? – И взяла его под локоть, уводя на тротуар.

Генар-Хафун оглянулся. Гигантское животное, на которое он уже обращал внимание – шестиногий пондрозавр – медленно продвигался по улице в сопровождении свиты зевак. Косматый зверь с коричневой шерстью был украшен длинными цветастыми знаменами и лентами. Им управлял разряженный погонщик, который размахивал огненным жезлом. На животном был воздвигнут сверкающий серебристо-черный паланкин. Стеклянные затемненные шоры, издалека похожие на солнечные очки, прикрывали глаза пондрозавру. Его сопровождали пятеро клистрифлеров. Существа с черными бивнями торопливо шлепали лапами по мостовой, пара крепких плечистых охранников с трудом удерживала их на поводках.

Толпа мешала продвижению процессии: пондрозавр остановился и задрал в небо длинную морду, издав негромкий сдавленный рев. Затем привел в порядок свои глазные складки, почесавшись двумя передними конечностями и неодобрительно покачал головой. Толпа зевак расступилась, и громадное животное вместе с эскортом двинулось дальше.

– Да… – произнес Генар-Хафун. – В самом деле, нам лучше убраться с дороги. Давайте-ка, пропустим малыша.

Одним глотком допив “9050-й”, он осмотрелся в поисках, куда определить пустой бокал.

– Пожалуйста, позвольте мне! – “Субли” взяла бокал из его руки с такой осторожностью, словно он был священной реликвией. Генар-Хафун последовал за ней на пешеходную дорожку. Она вела его под руку, медленно продвигаясь сквозь толпу ко входу в секос, возле которого та самая женщина продолжала с ироническим видом беседовать с двумя сублиматиками.

– Вы когда-нибудь раньше слышали о сублимации? – спросила девушка, не отпуская его локоть.

– О, еще бы, – с энтузиазмом отвечал ГенарХафун, не спуская глаз со знакомого лица. Они остановились у входа в секос, вступив в “зону тишины”. Здесь находился невидимый акустический экран, ограждавший несколько метров тротуара от звуков суетного мира. Единственным шумом, проникавшим сюда, было мягкое позвякиванье струн и шорох морского прибоя. Звуки эти исходили, конечно же, из святилища.

– Вы верите, что каждый должен спасти свою задницу, спрятав ее среди прочих задниц, не так ли? – спросил он с невинным видом. Он был всего в нескольких метрах от женщины в черной миниюбке, но поскольку находился в “зоне тишины”, не мог слышать ее голос. Лицо было именно таким, каким он его запомнил: глаза и рот те же самые. Она никогда так не укладывала волосы, но их цвет – воронова крыла – был тот же.

– О, нет! – воскликнула “субли” с ужасно серьезным видом. – Мы верим как раз в то, что от своего тела можно окончательно избавиться и…