Море, море

— Разве? Я уже забыл. Наверно, был пьян. Во всяком случае, я не собираюсь жениться.

— Да? А еще ты обещал, что если решишь с кем-нибудь съехаться окончательно, так со мной.

Это, к сожалению, тоже была правда.

Розина улыбнулась. Зубы у нее не совсем ровные, длинные и белые, и в улыбке она иногда сводит нижние зубы с верхними, а губы оттягивает назад. Зрелище малопривлекательное.

— Ты не был пьян. И ты не забыл, Чарльз.

Я пытался сообразить, какой тактики держаться с этой опасной женщиной. Вот уж не ожидал, что она вновь появится в моей жизни. Но теперь, когда это случилось, я отдал должное ее стилю. Разбитая ваза, расколотое зеркало — все это было не зря. Но зачем эти напоминания именно сейчас, что послужило толчком? Ответ надо искать в ее словах о Лиззи, но я, к сожалению, не успел их обдумать. Если все дело в этом, может быть, сказать ей, что приезд Лиззи бессознательно предполагал, что она может стать для меня постоянной подругой жизни? Возможно. Думал ли я всерьез о том, чтобы жениться на Лиззи? Нет. Но запугивание Розины невыносимо, попросту нагло. Нет, лучше сразу выказать бескомпромиссную твердость.

— Ну, знаешь, хватит. Что именно я говорил — не помню, но то был эмоциональный вздор под влиянием минуты, и тебе это отлично известно. Так себя не связывают, и я не связан. Никакое это было не обещание, просто слова.

— Обещания и есть слова. Ты связан, Чарльз. Связан. — Она повторила это слово тихо, проникновенно.

— Розина, не болтай глупостей. Мало ли что говорят в любовном угаре. Ну, если хочешь, можно сказать по-другому: да, я обещал, но нарушу обещание, как только найду нужным, все так делают.

— Так ты на ней женишься?

— На ком? Ты что имеешь в виду? Ты про Лиззи?

— Так это правда?

— Нет, конечно. Я на ней не женюсь…

— Так ты на ней не женишься?

— Розина, отстань от меня. И с чего это тебе взбрело в голову?

— Ну, это просто. — Розина щелкнула пальцами. — Она сама раззвонила. Всем и каждому сообщила, что ты без конца делаешь ей предложение.

Этому я, конечно, не поверил.

А Розина продолжала:

— Гилберт Опиан изо всех сил сколачивает против тебя некую клику. Очень весело, все в восторге.

Гилберт — вот кто всему виной.

— А ты скорее всего и не знал, что Лиззи живет с Гилбертом. Еще один сюрприз. Кроме тебя, все знали. Если тебя не интересует, с кем она живет, значит, ты не интересуешься ею достаточно для того, чтобы на ней жениться.

— Да не собираюсь я на ней жениться.

— Ты уже сказал это два раза.

— То есть я… Ох, Розина, уйди. И они не любовники.

— Ты в это веришь?

— То есть я поступлю так, как захочу.

— С кем жила я, это ты всегда знал.

— Не обольщайся. Мне решительно все равно, чем ты занимаешься и с кем живешь, лишь бы ко мне не приближалась. Марш отсюда.

Розина не сдвинулась с места, только протянула руку через стол и длинным острым ногтем среднего пальца коснулась рукава моей рубашки. А потом я почувствовал, ее ноготь вонзился мне в руку. Я не вздрогнул, не шелохнулся.

— Ты ничего не понял, — сказала она. — Зачем, по-твоему, я к тебе пришла? Я не для того забиралась в твой дом и все тут крушила, чтобы позабавиться, а потом посмеяться вместе с тобой. Слушай внимательно. Женишься ты на мне или нет — не знаю. Но я не допущу, чтобы ты женился на ком-нибудь еще. Обещал — так держи слово.

— Это не в твоих силах. Ты живешь в выдуманном мире.

— О, ты можешь официально сочетаться браком или выбрать себе постоянную подругу, но «жить счастливо до самой смерти» ты не будешь. Если ты опять сойдешься с Лиззи, я исковеркаю твою жизнь, как ты исковеркал мою. Тебе от меня не скрыться. Я всегда буду с тобой, буду в твоих мыслях день и ночь, стану демоном и твоей, и ее жизни. Она горько пожалеет, что вообще тебя встретила. Запугивать людей очень легко. Я это знаю, Чарльз, пробовала. И калечить людей легко, и лишать их душевного покоя, и убивать их радость. Я не потерплю твоего брака, Чарльз. Если ты женишься на Лиззи или осядешь с ней прочно, я поставлю себе целью отравить твою жизнь, и это будет очень легко.

Она отняла руку. На рукаве моей рубашки выступило пятнышко крови. То не были бредовые выкрики ревнивой женщины. То была ненависть, а ненависть способна умерщвлять, у нее своя магия. Розина обладала и волей, и силой, чтобы привести свою угрозу в исполнение. И при этой мысли меня кольнула догадка, что именно за эту черную волю, иначе направленную, я и полюбил ее когда-