127  

— Отдайте мою жену.

— Вы поняли, о чем я толкую? Вам это должно-быть интересно. Титус — не мой сын.

— Это мне теперь все равно. С этим покончено. Мне нужна Мэри.

— А она хочет остаться здесь.

— Не верю. Вы ее держите силой. Вы ее похитили. Я знаю, по своей воле она бы не осталась, знаю.

— Она пришла ко мне, прибежала ко мне, как и раньше, как в тот раз, когда вы были на столярных курсах. По-вашему, я смог бы вытащить ее из вашего дома силой?

— Она сумку оставила.

— Вы ее не любите, она вас не любит, боится до смерти, зачем скрывать это от самих себя? Зачем этот отвратительный обман?

— Отпустите Мэри, не то я заявлю в полицию.

— А вас там обсмеют. Вы прекрасно знаете, что полиция в такое дело не станет вмешиваться.

— Отдайте мою жену.

— Она не хочет к вам возвращаться, с нее хватит. Я пришлю машину за ее вещами.

— Чего она вам наврала?

— Ах, вот как вы хотите повернуть дело! Облить ее грязью, свалить всю вину на нее! Да, этим вы себя с головой выдали.

— Она истеричка, бог знает что выдумывает, она больная.

— Что с нее хватит вашей жестокости — это она, безусловно, не выдумала. Давайте, давайте, идите в полицию, посмотрим, что из этого выйдет.

— Вы не знаете, во что встряли, не понимаете. Она моя жена, я ее люблю и заберу там ей и место, там она и хочет находиться. И что вы ни с того ни с сего влезли в нашу жизнь, зачем решили здесь поселиться и докучать нам, мы вас не звали, вы нам не нужны. Я знаю, что вы за человек, я про вас читал, вы дрянной человек, негодяй, разрушитель, вы дерьмо. Мэри вам не какая-нибудь распутная актерка, она порядочная женщина, вы к ней прикоснуться не достойны. Отвяжитесь от нас, не то плохо вам будет. Я предупреждаю, отвяжитесь от нас.

Не находя слов под стать своему гневу, Бен стоял набычившись, скаля крепкие, мокрые от слюны зубы. На минуту меня заворожил ритмичный свистящий гул мощных машинных волн — я и не глядя видел, как они закручиваются в каменной воронке у меня под ногами. И пришла мысль, такая ясная и отчетливая, словно в ней участвовало все мое тело: нужно быстро сделать три шага вперед и столкнуть этого мерзавца с моста. Пусть он сильнее, зато я проворнее. Плавать он не умеет; да и хороший пловец сразу задохнется в этом кипящем котле. Нас никто не видит. Можно будет сказать, что он на меня напал. Стоит толкнуть его — и все мои беды кончатся.

С этой мыслью я сверлил Бена глазами. Во мне уже шевелились зачатки движения, хотя со стороны, кажется, не было видно, чтобы я шелохнулся. Однако хватало и взгляда, и я был уверен, что он прочитал мое намерение, если только это можно назвать намерением, потому что я, конечно, нипочем бы его не выполнил. Он отступил к самому концу моста, а я разжал кулаки и опустил глаза. И тоже отступил.

— Верните ее! — сказал он, повысив голос, потому что грохот воды разделил нас теперь стеной. — Верните ее нынче же утром, не то берегитесь, уж как-нибудь да я до вас доберусь. Понятно? Я не шучу.

Я промолчал.

Он опять заговорил, словно бы вдруг смутившись, прерывающимся голосом:

— Вы о ней-то подумайте. Она хочет домой, я знаю. Вам не понять. Кончайте это дело. Ведь ей же будет хуже. Когда-нибудь все равно придется идти домой. Неужели не ясно?

Я произнес одними губами:

— К чертовой матери.

Он стал удаляться. Потом обернулся и крикнул:

— Скажите ей, собаку я вчера привел. Я думал, она так обрадуется.

Я смотрел, как он, двигаясь теперь медленнее и наконец-то волоча ногу, карабкается по скалам, то исчезая, то снова появляясь. Когда он уже почти добрался до шоссе, я стряхнул с себя оцепенение и поспешно двинулся к дому. Нужно было удостовериться, что он действительно ушел. Титус, все еще сидевший на своей вышке, соскочил с нее и пошел за мной. Гилберт был на лужайке. Оба приступили было ко мне с расспросами, но я пробежал мимо. Они догнали меня, и мы втроем ступили на дамбу и дошли до машины, стоявшей все в той же позиции. Мы стали в шеренгу позади машины. Бен приближался к нам по шоссе. Титус бросил на него взгляд, а потом повернулся к шоссе спиной. Жест был многозначительный. Бен прошел мимо нас, свирепо сжав губы, без слова, без взгляда, и не спеша зашагал дальше к деревне.

— Что у вас там произошло? — спросил Титус, вид у него был смятенный, испуганный.

— Ничего.

— Как это ничего?

— Он свое сказал.

— Что он сказал?

— Наврал с три короба. Сказал, что она истеричка, невесть что выдумывает.

  127  
×
×