Но она не двигалась, стояла в пронизанной солнцем тени, вздымая грудью пуговицы на платье, такая прелестная, так похожая на себя прежнюю, словно какой-то лесной волшебник вернул ей молодость.
Она опустилась на колени рядом со мной и схватила мою руку, глядя на меня огромными потемневшими глазами. Потом внезапно и нежно поднесла мою руку к губам и поцеловала.
Это так потрясло меня и растрогало, что я наконец опомнился. Надо было как можно скорее ее увести, а я еще и не приступил к объяснениям.
— Хартли, маленькая моя, ты меня любишь, как хорошо! Но слушай, мне тебе надо что-то сказать. Где он?
— Его нет дома. Это я только на всякий случай ходила проверить. Но не надо тебе было приходить…
— Куда он ушел? На сколько времени?
— Пошел договориться с одним человеком насчет собаки. Он еще не скоро вернется.
— Собаки?
— Да. Это далеко, на ферму Аморн. А погода такая хорошая, он решил пойти пешком.
— Пешком? Я думал, у него нога больная…
— Нога плохо гнется, быстро ходить он не может, но он любит ходить, и это ему полезно. Понимаешь, в лавке висело объявление, они написали, что убьют собаку, если не найдется охотника ее взять, это валлийская колли, взрослая, не щенок. Овец стеречь она не научилась. Мы и решили, надо взглянуть. Позвонили им, разговаривали они хорошо, их фамилия Аркрайт.
— А-а, знаю, Аркрайт. А ты не пошла, решила остаться дома, вдруг я приду…
— Бен сказал, что лучше мне не ходить, а то переволнуюсь из-за собаки, он уж сам решит. Брать взрослую собаку всегда рискованно.
— Хартли, послушай, Титус вернулся. Он у меня. Она отпустила мою руку и боком повалилась в траву.
— Не может быть…
— Да. Его он не хочет видеть, только тебя, а тебя очень хочет повидать. Пошли, пошли скорее…
— Титус — но почему он пришел к тебе? Господи, как странно, какой ужас…
— А я думал, ты обрадуешься.
— Но чтобы он пришел к тебе… ох, что же мне теперь делать, что делать… — Она разом превратилась в запуганного хнычущего ребенка.
— Пойдем, повидаешь его. Ну же, вставай. — Я помог ей подняться. — Ты что, не хочешь повидать своего сына? Ведь это замечательно, что он вернулся.
— Да, замечательно… но мне отсюда нельзя отлучаться… Скажи ему, пусть придет сюда и пусть не говорит, что был у тебя…
— Сюда он не пойдет, в том-то все и дело! Ну же, Хартли, очнись, двигайся, действуй! Сюда он ни за что не пойдет, ты это знаешь. Пойдем, он нас ждет. За глаза успеешь повидать его, пока Бен не вернулся. Там под горой нас ждет машина. — Я стал тянуть ее к тропинке, но она упиралась, мало того — опять села на землю.
— Но ты скажи мне, Титус, он что…
— Ох, иди же! Если ты не хочешь, чтобы Титус сказал, что видел меня, ты лучше пойди и сама ему это скажи.
Этот довод, при всей его неясности, как будто подействовал на нее, или хотя бы проник сквозь стену страха.
— Ну хорошо, но только на несколько минут, и ты сейчас же привези меня обратно!
— Да, да, да. — Я опять помог ей встать.
— И не надо выходить из леса, а то еще кто-нибудь увидит…
— Я думал, ты здесь ни с кем не знакома. Ну же, скорей!
Мы пустились вниз по лесной тропинке. Местами она вся заросла, мы спотыкались в полумраке, нас хлестали ветки, облепляли репейники, не давали пройти крошечные деревца, росшие прямо под ногами. Я готов был криком кричать от этих идиотских задержек. Тело Хартли двигалось рядом со мной, неуклюже, толчками, словно я тащил под гору деревянную колоду.
Растерзанные, запыхавшиеся, мы выбрались на приморское шоссе. Машина Гилберта стояла на обочине. Завидев нас, он включил мотор и подогнал ее к нам задним ходом.
За несколько дней вольготной жизни у моря Гилберт преобразился. Он выглядел моложе, бодрее, даже белые кудри лежали более небрежно и естественно. В «Магазине для рыбаков» он приобрел спортивные туфли, легкие парусиновые брюки и просторный бумажный свитер, который и был на нем сейчас надет поверх белой рубашки.
То были для Гилберта счастливые дни. Он чувствовал себя нужным человеком. Он помогал мне завладеть женщиной — не Лиззи и участвовал в приключении, в котором фигурировал прелестный мальчик. Глаза его так и сверкали от распиравшей его энергии и любопытства. Я подсадил Хартли на заднее сиденье, сел с нею рядом и почему-то попытался представить себе, какими эти двое видят друг друга. Гилберт — упитанный, приятной наружности состоятельный джентльмен на отдыхе. Роль дворецкого забыта. Теперь он играет владельца яхты. А она… но нет, я не в силах был вообразить, какой представляется Гилберту моя любимая или какой он ожидал ее увидеть.