Фавориты Фортуны

Как здесь все отличалось от Италии! В Вифинии, обнаружил Цезарь, климат скорее мягкий, чем жаркий. Земля здесь поразительно плодородная благодаря нескольким рекам, течение которых в это время года значительно стремительнее, чем водных потоков Италии. Очевидно, что царь Никомед правил процветающей страной, и его народ больше ничего не интересовало. В Прусе не было бедных. Выяснилось, что и в Никомедии их тоже нет.

Дворец стоял на холме, над городом, окруженный грозными стенами. Первое впечатление Цезаря — греческая чистота линий, греческие цвета, греческая архитектура и богатство. Даже несмотря на то, что несколько лет, пока царь Вифинии скрывался в Риме, здесь правил Митридат. Цезарь не помнил, чтобы когда-нибудь видел Никомеда в Риме, но это было неудивительно. Рим не позволял ни одному правящему царю пересекать померий, поэтому Никомед арендовал исключительно дорогую виллу на холме Пинций и проводил все свои переговоры с Сенатом оттуда.

У входа во дворец Цезаря встретил поразительно женоподобный мужчина неопределенного возраста, оглядевший его с головы до ног с почти рабским обожанием. Он послал другого женоподобного человека со слугами Цезаря, чтобы поставить в конюшню лошадей и мула, и провел Цезаря в вестибюль, где тот должен был ждать, пока сообщат царю и примут решение, где разместить гостя. Получит ли Цезарь аудиенцию у царя немедленно, управляющий сказать не мог.

Небольшое помещение, где ждал Цезарь, было прохладным и очень красивым. На стенах не было фресок — они были разделены на несколько оштукатуренных жемчужно-розовых панелей. Карнизы позолочены в тон бордюрам и пилястрам. Простенок между панелями — темный, пурпурно-красный. Пол из мраморной смеси пурпурного и розового цвета. Окна, выходящие на царский сад, снаружи закрывались ставнями. Из них были видны изящные террасы, фонтаны, цветущие кусты. Таким буйным было их цветение, что аромат проникал в комнату. Цезарь стоял у окна и вдыхал приятный запах, закрыв глаза.

Вдруг из полуоткрытой двери до него донеслись громкие голоса: мужской — высокий и шепелявый, и женский — низкий и глубокий.

— Прыгай! — говорила женщина. — Оп!

— Не надо! — сказал мужчина. — Ты унижаешь его!

Женщина захохотала.

— Уходи! — голос мужчины.

— У-тю-тю-тю! — голос женщины, не перестававшей смеяться.

Вероятно, подглядывать — признак плохих манер, но Цезарю было наплевать. Он подошел к двери, откуда мог видеть то, что уже слышали его уши. Сцена в соседней комнате, вероятно личной гостиной, открылась потрясающая. Он увидел глубокого старика, крупную женщину лет на десять моложе его и маленькую собачку низенькой породы, неизвестной Цезарю. Собачка выполняла различные трюки: стояла на задних лапах, ложилась, переворачивалась, притворялась мертвой, лежа на спине и задрав все четыре лапы вверх. Выполняя весь этот репертуар, она, не отрываясь, смотрела на женщину, очевидно хозяйку. Старик был в ярости.

— Уходи, уходи, уходи! — кричал он.

Поскольку он носил белую диадему вокруг головы, Цезарь решил, что это и есть царь Никомед.

Женщина (царица, так как на ней тоже была диадема) наклонилась, чтобы взять собачку, Но та быстро вскочила, забежала за спину царицы и укусила ее за широкий, пышный зад. Царь засмеялся, собачка вновь притворилась мертвой, а женщина начала поглаживать ягодицу, не зная, сердиться ей или смеяться. Затем собачка получила точный удар ногой между анусом и яичками, взвизгнула и убежала, а царица, смеясь, побежала ее догонять.

Оставшись один (очевидно, он не подозревал о том, что в соседней комнате кто-то есть, следовательно, никто еще не сообщил ему о прибытии Цезаря), царь постепенно перестал смеяться. Он сел в кресло и вздохнул, удовлетворенный.

Некогда Марий и Юлия испытали шок при виде отца этого царя. А теперь Цезарь, в свою очередь, смотрел на царя Никомеда III с изумлением. Высокий, худой и гибкий, он был одет в длинное, до пола, платье из тирского пурпура, отделанное золотом и жемчугом; на ногах — тонкие золотые сандалии, инкрустированные жемчугом, из которых выглядывали позолоченные ногти. Хотя у царя остались свои волосы, очень коротко остриженные и седые, лицо его было покрыто белоснежным кремом и пудрой. Черные, как сажа, брови были тщательно подведены. Ресницы тоже были накрашены черным. На щеки наведен румянец, сморщенный старческий рот пунцовел.

— Думаю, что ее величество получила по заслугам, — заметил Цезарь, входя в комнату.