— Я не жалуюсь, — беспечно ответил Помпей. — Я никогда не хожу в театр.
— О-о. Тогда где же ты сегодня был?
— Ходил на Заднюю улицу. Просто прогуляться, знаешь. Рим меня удручает. Не люблю я его.
— Ты здесь один?
— Более-менее. Жену оставил в Пицене, — поморщился Помпей.
— Не твоего вкуса, Магн?
— Сойдет, пока не подвернется что-нибудь получше. Обожает меня! Просто недостаточно хороша для меня, вот и все.
— Ну, ну! Она же из семьи эдила.
— А я — из консульской семьи. Такой же должна быть и моя жена.
— Так разведись с ней и найди себе консульскую жену.
— Ненавижу пустые светские разговоры с женщинами или их отцами.
Именно в этот момент Суллу и осенило. Он встал, как вкопанный, посреди дороги, ведущей от Велабра к Тусканской улице, как раз у подошвы Палатина.
— Боги! — ахнул он. — Боги!
Помпей тоже остановился.
— Да? — вежливо поинтересовался он.
— Дорогой мой маленький всадничек, у меня появилась блестящая идея!
— Замечательно.
— Оставь эти банальности! Я думаю!
Помпей послушно молчал, пока Сулла шевелил губами беззубого рта, похожими на мантию плавающей медузы. Вдруг Сулла схватил Помпея за руку.
— Магн, приходи ко мне завтра утром, в третьем часу, — сказал он, радостно подпрыгнул и побежал прочь.
Помпей остался на месте, хмуря лоб. Затем он зашагал, но не к Палатину, а к Форуму. Дом его находился в Каринах, самом богатом районе у Эсквилинского холма.
Сулла спешил домой, словно преследуемый фуриями. Его ждало дело, которое он сделает с радостью!
— Хрисогон, Хрисогон! — гаркнул он с порога, сбросив тогу на пол.
Появился управляющий, взволнованный — состояние, в котором он часто пребывал последнее время, как мог бы заметить Сулла. Но он этого не замечал.
— Хрисогон, возьми письмо и беги в дом Глабриона. Я хочу, чтобы ко мне немедленно пришла Эмилия Скавра.
— Луций Корнелий, ты вернулся домой без ликторов!
— Я их отпустил еще до начала пьесы. Иногда они надоедают, — нетерпеливо объяснил Сулла. — Теперь ступай и приведи мне падчерицу!
— Эмилию? Для чего она тебе? — спросила Далматика, входя в комнату.
— Потом узнаешь, — усмехнулся Сулла.
Жена смотрела на него с любопытством.
— Ты знаешь, Луций Корнелий, со времени твоей последней беседы с Аврелией и ее делегацией ты изменился.
— Каким образом?
На это она не могла ответить. Вероятно, потому, что не хотела провоцировать его неудовольствие. Наконец она выговорила:
— Думаю, изменилось твое настроение.
— В лучшую или худшую сторону, Далматика?
— В лучшую. Ты счастлив.
— Да, я счастлив, — весело подтвердил он. — Я не знал, что меня ждет впереди, но она мне подсказала. Боже, как я буду проводить время после отставки!
— Сегодняшний актер, Метробий. Он — твой друг.
Что-то во взгляде Далматики остановило Суллу. Его беззаботное настроение мгновенно исчезло, и образ Юлиллы с клинком в животе вдруг встал перед его мысленным взором. Еще одна жена, которая ни за что не согласится делить его с кем-либо! Как она прознала? Что она подозревает? Неужели они это чуют?
— Я знавал Метробия еще мальчиком, — сказал он отрывисто, тоном, не располагающим к дальнейшим вопросам.
— Тогда почему ты сделал вид, что с ним незнаком, пока он не спустился со сцены? — спросила она, хмурясь.
— На нем была маска до самого конца пьесы! — огрызнулся он. — Прошло очень много лет. Я не был уверен.
Роковая ошибка! Она заставила его защищаться, а это ему не нравилось.
— Да, конечно, — медленно произнесла она. — Да, конечно.
— Уйди, Далматика, пожалуйста! Я и так уже потратил слишком много времени с тех пор, как начались эти игры. Меня ждет работа.
Она повернулась, чтобы уйти, на вид успокоенная.
— Подожди! — крикнул он ей в спину.
— Да?
— Ты мне будешь нужна, когда придет твоя дочь, так что будь дома и не делай так, чтобы тебя было не найти.
«Какой он странный последнее время! — думала Далматика, шагая по просторному атрию к саду перистиля, в свои комнаты. — То раздраженный, то счастливый, настроение какое-то неустойчивое. Сейчас он один — и вдруг совсем другой. Словно принял какое-то решение, но не может осуществить его сразу. Это он-то, который презирает промедление! И этот красивый актер… Какое место занимал он в жизни Суллы?» Актер имел большое значение, хотя какое именно, Далматика не знала. Если бы имелось хоть какое-то внешнее сходство, она могла бы заключить, что Метробий — сын Суллы. Таковы были эмоции, которые она ощущала в муже. Она достаточно хорошо его знала.