Фавориты Фортуны

— Вот будет забава с заиканием! — сказал Гортензий.

— Я опубликовал список имен двухсот человек, которых я возвысил до звания сенаторов, — продолжал Сулла, — но Гней Помпей Магн сообщил мне, что в настоящее время он не хочет быть членом Сената. Его имя я вычеркнул.

Это сообщение привело в движение всю Палату. Все повернулись в сторону Помпея, который сидел один возле дверей, сдержанно улыбаясь.

— Я намерен в будущем добавить приблизительно еще сто человек, что составит в целом около четырехсот сенаторов. Слишком много сенаторов мы потеряли за последние десять лёт.

— И ведь не подумаешь, что кого-то из них убил он сам, правда? — резко спросил у Гортензия Катул, которого неотступно грызла мысль о том, где же он найдет огромную сумму, потребную для восстановления Большого храма?

Диктатор продолжал:

— Я попытался подобрать новых членов Сената из сенаторских семей, но также включил и всадников, учитывая, что их происхождение сделает Сенату честь. В моем списке вы не найдете выскочек. Но в одном случае я пренебрег всеми квалификациями, от ценза в один миллион сестерциев до подходящего происхождения. Я имею в виду солдат исключительной доблести. Я считаю, что Рим должен оказывать честь таким людям, как это было во времена Марка Фабия Бута. Несколько поколений мы полностью игнорировали героев войны. Я положу этому конец! Если человек заслуживает corona graminea или corona civica, неважно кто его предки и чем они занимались, он автоматически становится членом Сената. Таким образом, вливание небольшого количества свежей крови добавит Сенату храбрости! И я надеюсь, что среди заслуживших наши главные награды мы увидим старинные имена: они не должны доставаться лишь новичкам, как самым храбрым людям!

Гортензий хрюкнул:

— Это очень популярный эдикт.

Но Катул уже не мог думать ни о чем, кроме того финансового груза, который Сулла взвалил на его плечи, и только смотрел печально на своего шурина.

— Еще одно, и я распущу собрание, — сказал Сулла. — Каждый человек в моем списке новых сенаторов будет представлен трибутному собранию, как патриции, так и плебеи. И я требую, чтобы собрание утвердило всех. — Он поднялся с кресла. — Я закончил.

— Где я найду такие деньги? — пожаловался Катул Гортензию, когда они выходили из курии Гостилия.

— Не ищи, — холодно сказал Гортензий.

— Но я вынужден!

— Он же скоро умрет, Квинт. Пока он жив, тяни это дело. А когда его не станет, всем будет безразлично. Пусть государство ищет необходимые сестерции.

— Это все из-за фламина Юпитера! — гневно крикнул Катул. — Он вызвал огонь — пусть он и платит за новый Большой храм!

Тонкий юридический ум Гортензия был не согласен с этим. Гортензий нахмурился:

— Лучше, чтобы никто тебя не слышал! Фламин Юпитера не может нести ответственность за пожар, если не обвинен официально в суде, как любой другой жрец. Сулла не объяснил, почему молодой человек так явно убежал из Рима, но в проскрипционный список он его не внес. И обвинения против него выдвинуто не было.

— Он племянник Суллы по браку!

— Вот именно, мой дорогой Квинт.

— О, шурин, какое нам дело до всего этого? Бывают моменты, когда я хочу собрать все свои деньги, продать поместья и уехать в Киренаику.

— Нам есть до этого дело по праву рождения, — возразил Гортензий.

* * *

Два дня спустя новые и прежние сенаторы собрались, чтобы послушать Суллу, который объявил, что намерен отменить выборы цензоров, по крайней мере на некоторое время. Способ, которым он намерен реорганизовать государственную финансовую систему, объяснил Сулла, сделает необязательным заключение контрактов, и имущественный ценз не будет иметь значения как минимум еще декаду.

— С этой точки зрения вы можете пересмотреть вопрос о цензорах, — важно сказал диктатор. — Я не собираюсь ликвидировать институт цензоров вообще.

Но он собирался сделать что-нибудь особенное для своего сословия — патрициев.

— За века, прошедшие со времен первого восстания плебеев, — сказал Сулла, — класс патрициев стал очень мало значить. Единственное преимущество у патриция над плебеем в эти дни заключается в том, что он может занимать определенные религиозные должности, а плебеи не могут. Я считаю это недостойным mos maiorum. Человек, рожденный патрицием, ведет свой род с доцарского периода истории Рима. Его семья служила Риму более пятисот лет. В свете этого я считаю справедливым, что каждый патриций должен иметь какую-нибудь особую привилегию — может быть, небольшую, но исключительно свою. Поэтому я собираюсь разрешить патрициям занимать курульные должности — претора и консула — на два года раньше плебеев.