Положив трубку, Тертулиано Максимо Афонсо провел рукой по вспотевшему лбу. Он достиг своей цели и мог чувствовать себя удовлетворенным, но их долгий и трудный диалог, по сути дела, вела она, хоть это и не всегда было явным, он же все время оказывался униженным, в словах, которые они говорили друг другу, на первый взгляд не содержалось ничего, что могло бы его обидеть, но с каждым словом он все более явственно ощущал горький вкус поражения. Он добился своего, победил, но он понимал, что его победа в значительной степени иллюзорна, каждое из его достижений можно рассматривать как чисто механическое следствие тактической уступки противника, наводящего, чтобы его завлечь, золотые мосты, размахивающего праздничными знаменами под звуки барабанов и труб в тех местах, где он мог почувствовать себя окруженным, попавшим в ловушку. Чтобы достичь своей цели, он попытался опутать Марию да Пас сетью расчетливо выстроенных доводов, но на поверку узлы, которыми он намеревался связать ее, ограничили свободу его собственных действий. В течение шести месяцев их романа, не желая поступаться своей свободой, он осмотрительно не пускал Марию да Пас в свою личную жизнь, а теперь, когда он решил разорвать их отношения и ждал только подходящего случая, ему пришлось не только просить у нее помощи, но и делать ее участницей событий, о которых она не могла даже догадываться. Здравый смысл назвал бы его бессовестным обманщиком, но он тут же возразил бы ему, что положение, в котором он сейчас находится, является уникальным, единственным в своем роде, не имеющим прецедентов и, следовательно, лишенным выработанных предшествующей практикой моральных норм, ни один закон не предусматривает неслыханного случая удвоения людей, и поэтому он, Тертулиано Максимо Афонсо, вынужден все время экспериментировать, изобретая тактические ходы, правильные или не очень, способные привести его к цели. Письмо является одним из таких ходов, и если в данном случае ему пришлось злоупотребить доверием женщины, утверждающей, что она его любит, то преступление не столь уж и велико, многие вели себя гораздо хуже, и никто не подвергал их общественному осуждению.
Тертулиано Максимо Афонсо вставил лист бумаги в пишущую машинку и задумался. Надо, чтобы казалось, будто письмо написала почитательница, но при этом не перегнуть палку, поскольку Даниел Санта-Клара отнюдь не является кинозвездой первой величины, прежде всего необходимо выполнить обычный ритуал и попросить портрет с автографом, хотя Тертулиано Максимо Афонсо важнее всего узнать его адрес и его настоящее имя, Даниел Санта-Клара, судя по всему, псевдоним человека, которого, кто его знает, тоже, может быть, зовут Тертулиано. Отправив письмо, нужно будет ждать ответной реакции, тут возможны два варианта, либо ответ с искомой информацией придет от самой кинокомпании, либо она сообщит, что не уполномочена давать подобные сведения и передаст письмо соответствующему актеру. Правильно ли я рассуждаю, спросил себя Тертулиано Максимо Афонсо. Подумав немного, он пришел к выводу, что второй вариант является наименее вероятным, вряд ли обладающее большим профессиональным опытом и уважающее себя предприятие станет обременять своих актеров дополнительной нагрузкой и тратами, связанными с ответом на письма и посылкой фотографий. Хоть бы так случилось, пробормотал он, все провалится, если этот Даниел Санта-Клара лично пришлет ответ Марии да Пас. Ему вдруг представилось, что построенный с таким трудом, миллиметр за миллиметром, карточный домик может сейчас рассыпаться, но административная логика предполагает скорее другой вариант, подумал он, успокаиваясь. Сочинение письма оказалось делом нелегким, соседка с верхнего этажа более часа слышала стук машинки. В какой-то момент зазвонил телефон и звонил долго, настойчиво, но Тертулиано Максимо Афонсо не взял трубку. Наверное, это была Мария да Пас.
Он проснулся поздно. Прошедшая ночь была неспокойной, полной бессвязных отрывочных снов, собрание школьного совета, на которое не явился ни один учитель, коридор, не имевший выхода, кассета, не помещавшаяся в видеомагнитофон, кинозал с черным экраном, где шли черные фильмы, телефонная книга с бесконечно повторяющимся одним и тем же неразборчивым именем, почтовая посылка с какой-то рыбиной, мужчина, тащивший на спине каменную плиту и заявлявший: я аморей, алгебраическое уравнение с человеческими лицами вместо цифр. Единственным сном, который ему удалось более или менее отчетливо вспомнить, была посылка с рыбой, он не мог понять, с какой именно, и, еще не до конца проснувшись, подумал, что это, во всяком случае, не морской черт, он не поместился бы в такой маленький ящик. Он встал с трудом, казалось, его суставы затвердели от непривычно тяжелой работы, пошел в кухню и с жадностью выпил целый стакан воды, будто съел за ужином что-то соленое. Ему хотелось есть, но было лень готовить завтрак. Он вернулся в спальню, надел халат и пошел в гостиную. Письмо в кинокомпанию лежало на письменном столе, это был последний, окончательный вариант из огромного количества черновиков, почти до краев заполнивших корзину для бумаг. Он перечитал письмо и нашел, что оно отвечает его целям, там была не только просьба прислать портрет с автографом актера, но и, как бы между прочим, выражалось желание получить его адрес. В конце письма его отправительница давала понять, и Тертулиано Максимо Афонсо считал это, без ложной скромности, ударным и беспроигрышным стратегическим ходом, что она считает необходимым и своевременным проведение исследования о вкладе второстепенных актеров в развитие действия фильма, вкладе столь же существенном, как вода, несомая маленькими притоками, без которой невозможно образование великих рек. Тертулиано Максимо Афонсо считал, что такая метафорическая и несколько загадочная концовка должна полностью исключить возможность передачи письма соответствующему артисту, который, хоть его имя и фигурирует в последнее время в списке исполнителей главных ролей, продолжает принадлежать к легиону актеров, считающихся низшими, вспомогательными, побочными и являющимися, по мнению производителей фильмов, всего лишь необходимым злом, досадной, обременяющей бюджет излишней нагрузкой. Если Даниел Санта-Клара получит письмо подобного содержания, то он, чего доброго, станет подумывать об увеличении материального и социального вознаграждения за свой труд, за свой вклад притока, снабжающего водой такие реки, как Нил и Амазонка, украшающие собой афиши. А если эта его индивидуальная, на первых порах, акция, эгоистически направленная на улучшение личного благосостояния, будет подхвачена другими и перерастет в массовое движение, тогда вся пирамидальная структура киноиндустрии рухнет, рассыпавшись, как еще один карточный домик, и нам выпадет неслыханный удел, вернее, историческая привилегия стать свидетелями рождения новой революционной концепции и зрелищ и жизни. Но не бойтесь, никакого катаклизма не произойдет. Письмо, подписанное женщиной по имени Мария да Пас, поступит в соответствующий отдел, просматривающий корреспонденцию служащий обратит внимание заведующего на зловещий намек, содержащийся в его последнем абзаце, заведующий незамедлительно сообщит об опасной бумаге своему непосредственному начальству, и в тот же день, прежде чем данный вирус по чьей-то неосторожности смог бы вырваться на свободу, немногие посвященные в это дело сотрудники получат строжайшее указание хранить его в абсолютной тайне, их молчание будет щедро вознаграждено ощутимым увеличением зарплаты и продвижением по служебной лестнице. Останется только решить, что делать с письмом, следует ли удовлетворить просьбу о посылке портрета с автографом и просьбу о сообщении адреса, первая из которых является самой обычной, рутинной, чего не скажешь о второй, может быть, надо просто сделать вид, что такого письма вообще не было или что оно затерялось где-то на почте. Споры в администрации по данному вопросу займут весь следующий день, и не потому, что на сей счет трудно прийти к общему единодушному мнению, но потому, что каждое из возможных последствий подвергнется тщательному всестороннему рассмотрению как плод нездоровой фантазии. Окончательное решение окажется одновременно изощренным и радикальным. Радикальным, ибо по окончании совета письмо сожгут и оно обратится в пепел, после чего собравшиеся администраторы смогут с облегчением вздохнуть, и изощренным, потому что окажутся удовлетворенными обе просьбы отправительницы письма, и обычная и необычная, за что она должна почувствовать себя вдвойне благодарной. В знак глубокой признательности, которую мы испытали, прочитав Ваше письмо, будет сказано в ответном послании, дающем понять, что подобная информация предоставляется только в исключительных случаях. Возможно, эта самая Мария да Пас, получив адрес Даниела Санта-Клары, познакомится с ним и расскажет ему о своей концепции вклада речных притоков применительно к распределению ролей в драматическом искусстве, однако опытом общения давно и хорошо доказано, что сила воздействия устного слова, являясь ничуть не меньшей, чем сила воздействия слова письменного, и даже, особенно на первых порах, способная гораздо быстрее воспламенить, сплотить и поднять массы, обладает более ограниченной исторической перспективой, ибо от частого повторения речь выдыхается и может даже отклониться от первоначально поставленных целей. Именно по данной причине управляющие нами законы являются писаными. К тому же весьма велика вероятность того, что даже если они встретятся, то Даниел Санта-Клара, рассеянно выслушав рассуждения Марии да Пас о притоках, постарается перевести разговор на менее сухой предмет, мы просим прощения за столь вопиющее противоречие, мы ведь говорим о воде и реках, ее несущих.