Зимняя сказка

– Разумеется, мадам, – ответил офицер, озадаченно улыбнувшись. – Но вес одного человека в данном случае не имеет никакого значения.

Его, похоже, нисколько не волновало то, что Вирджиния и Мартин останутся на причале в полном одиночестве. Более того, он едва ли не упивался этим своим безразличием.

– Нас двое, – строго поправила его Вирджиния, взяв Мартина на руки.

– Ладно, уговорили, – вздохнул офицер. – Но вы будете последними.

– Так оно и есть, – хмыкнула Вирджиния, обведя взглядом пустынный причал.

Она посадила Мартина в сугроб и перепрыгнула на палубу. В тот же миг послышался громкий треск.

– Не более чем совпадение, – недовольно буркнул офицер.

Мартин залился плачем. Он явно не хотел оставаться единственным, кого не взяли на ковчег.

– Не плачь, мой хороший, – ласково проговорила Вирджиния, перегнувшись через борт и взяв свое дитя на руки.

Офицер тем временем принялся распекать парнишку, пытавшегося запустить торпеду в сторону Верплэнка. Как только Мартин был принят на борт судна, раздался оглушительный треск и, к восторгу пассажиров, корабль тут же закачался на волнах, окатив бескрайнее ледяное поле сотнями тонн зеленоватой воды, замерзшей, не успев достигнуть берега.

Появление Мартина было встречено бурными аплодисментами. Решив поставить офицера на место, Вирджиния прочистила глотку и важно заявила:

– Мы хотели бы путешествовать на мостике и обедать вместе с капитаном. И еще. Пожалуйста, принесите нам большой бифштекс из вырезки, кресс-салат, печеный картофель, чай, земляничное пирожное и теплое молоко.

– Но кто вы? – недоуменно вскричал офицер, которого нисколько не вразумили недавние коллизии.

Полностью проигнорировав последний вопрос, Вирджиния принялась кормить Мартина, после чего ей, как и всем прочим пассажирам, подали горячих устриц и свежевыпеченный хлеб. Город преподал ей первый урок, и она его усвоила.

В доме госпожи Геймли хранился небольшой альбом с репродукциями картин художников нью-йоркской и гудзонской школы. Когда госпожа Геймли перелистывала его глянцевые страницы, она испытывала примерно такое же чувство, с каким обитательницы Кохирайса входили в церковь, и при этом начинала нести страшную околесицу. Невежливый офицер береговой охраны, одетый в роскошный, расшитый золотом мундир, казался Вирджинии ожившим персонажем одной из этих картин. Благодаря ему она поняла, что город не обратит на нее никакого внимания, что он будет всецело занят самим собой, пусть каждая из сотен миллионов его сцен и будет служить для кого-то моральным уроком. Холодный и жестокий, он будет играть с эмоциями и с чувствами пример но так же, как океан играет с морскими судами.

Разглядывая картинки из маминого альбома, она постигала связь образов с вызываемыми ими эмоциями. Самые сильные образы отличались особой холодностью или отстраненностью, что способствовало изъявлению неразрывно связанного с ними потаенного начала. Теперь она понимала, что образам этим была присуща и жестокость. Холодность и жестокость казались ей реальными физическими силами, отрезвлявшими и возвышавшими человеческую душу, которой надлежало пройти сквозь их горнило.

Несмотря на сильный пронизывающий ветер, Вирджиния долгое время оставалась на палубе. Корабль уверенно прокладывал себе путь по скованной льдом реке. Мартин был одет достаточно легко, однако, судя по всему, в отличие от самой Вирджинии вообще не чувствовал холода. Окончательно озябнув, она поспешила покинуть палубу. Мартин нисколько не возражал и против теплой каюты – он довольно дрыгал ножками и строил смешные рожицы.

Вирджиния неотрывно смотрела в иллюминатор и видела множество знакомых сцен. Росшие на склонах гор деревья привычно покачивались на ветру. Участки, на которых стояли каменные и деревянные дома, были отделены друг от друга аккуратными каменными изгородями. Над рекой высились огромные дубы. На льду Кротонского залива мальчишки играли в хоккей и носились под импровизированными парусами, выкраденными ими из маминых бельевых шкафов. Изрезанные улочками холмы Оссининга казались отсюда заброшенными и печальными. Сам Оссининг тоже выглядел достаточно жалко, пусть в его улочках, шиферных крышах и раскидистых дубах все еще чувствовалась былая красота и стать.

Они оставили позади Тэрритаун и Таппан-Зее с их мрачными утесами и с подступающими прямо к ним полями и садами. Они прошли между пилонами Таппанского моста, приветствуя его густым дымом. Еще через полмили показались Пэлисейдс и сам город. Вирджиния изумленно взирала на его сверкающие здания и плывущие над ними облака. Она знала, что Бог готовит ей новые испытания и что пройти их ей суждено именно здесь.