Ниже нуля

–  Ты их видела, бабуль? – спросил я, слишком робкий, чтобы взглянуть в увядшие глаза.

–  Да. Я их видела, – сказала она и попыталась улыбнуться.

* * *

Я уже засыпаю, но без предупреждения приходит Алана, горничная впускает ее, она стучится в мою дверь, я, прежде чем открыть, долго выжидаю. Она входит заплаканная, садится на мою кровать, говорит что-то об аборте, начинает смеяться. Я не знаю, что сказать, как подойти к этому, говорю: «Прости». Она встает, подходит к окну.

– Простить? – спрашивает она. – За что? – Закуривает сигарету, но не может курить, откладывает ее.

– Не знаю.

– Ой, Клей… – Она смеется, смотрит в окно, минуту кажется, что она сейчас расплачется.

Я стою возле двери, смотрю на плакат с Элвисом Костелло, на его глаза, глядящие на нее, глядящие на нас, я пытаюсь избавить ее от этого, зову подойти и сесть рядом, она думает, я хочу обнять ее или типа того, подходит, обхватывает меня за спину и говорит что-то вроде:

– Я думаю, мы все утратили какое-то чувство.

– Он был от Джулиана? – спрашиваю я, напрягаясь.

– Джулиана? Нет. Не от Джулиана, – говорит она. – Ты его не знаешь.

Она засыпает, я иду вниз, на улицу, сажусь возле джакузи, глядя на освещенную воду; над ней, согревая меня, курится пар.

Поднявшись от бассейна перед рассветом, я иду обратно в комнату. Алана стоит возле окна, курит сигарету, смотрит на Долину. Она говорит, что ночью у нее сильно шла кровь, она чувствует слабость. Мы едем завтракать в Энчино, за завтраком она не снимает темных очков и пьет много апельсинового сока. Когда мы возвращаемся ко мне, она, выходя из машины, говорит:

– Спасибо тебе.

– За что? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает она спустя некоторое время.

Садится в свою машину и уезжает.

Когда я в своей уборной спускаю в унитазе воду, он забивается бумажными салфетками, кровь клубится в воде, я опускаю крышку, потому что ничего другого сделать не могу.

* * *

Позже я заезжаю к Дэниелу. Он сидит в своей комнате, играя в «Атари» на телевизоре. Он выглядит не очень хорошо, почти обгоревший, моложе, чем я помню его по Нью-Гэмпширу; когда я что-то говорю, он повторяет часть фразы, затем кивает. Я спрашиваю, получил ли он письмо из Кэмдена, запрос, какие курсы возьмет в следующем семестре, он вынимает из приставки кассету «Питфолл» и вставляет другую – «Мегамания». Без конца проводит рукою по губам; поняв, что он не ответит, я спрашиваю, чем он занимался.

– Занимался?

– Да.

– Тусовался.

– Тусовался где?

– Где? В округе. Передай мне тот косяк на столике.

Я передаю ему косяк и коробок спичек из «Рыжего». Закурив, он возобновляет игру в «Мегаманию». Передает косяк мне, я вновь раскуриваю его. Желтые штуки валятся вокруг человечка на экране. Дэниел начинает рассказывать о знакомой девушке. Он не называет ее имени.

– Она красивая, ей шестнадцать, она живет здесь, а иногда ездит в «Гей на запад!» на бульваре Уэстворд, где встречается со своим дилером. Семнадцатилетним чуваком из универа. И чувак весь день вмазывает ее героином… – Дэниел не успевает увернуться от одной падающей желтой штуки, та попадает в человечка, он растворяется на экране. Дэниел, вздохнув, продолжает: – Он накачивает ее кислотой, затем берет на вечер на холмы или в Колонию, затем… затем… – Дэниел замолкает.

– Что затем? – спрашиваю я, передавая ему косяк.

– Затем ее отодрала вся компания,

– А-а-а.

– Что скажешь?

– Да уж… не повезло.

– Хорошая идея для сценария? Пауза.

– Сценария?

– Да. Сценария.

– Я не знаю.

Он прекращает играть в «Мегаманию», вставляет следующую кассету – «Ослиного короля».

– Я думаю, что не поеду обратно в школу, – говорит он. – В Нью-Гэмпшир.

Через какое-то время я спрашиваю почему.

– Не знаю. – Он медлит, снова зажигает косяк. – Кажется, я там никогда и не был. – Пожимает плечами, затягивается косяком. – Похоже, что я вечно был здесь. – Передает мне.

Я качаю головой: нет.

– Так ты точно не едешь обратно?

– Я собираюсь писать сценарий, понимаешь?

– А что думают твои родители?

– Мои родители? Им все равно. А твоим?

– Ну они должны что-то думать.

– Они уехали на месяц на Барбадос, потом собираются… черт… не знаю… в Версаль? Не знаю. Им нет дела, – произносит он снова.

– По-моему, – говорю я, – лучше бы ты поехал обратно.