Золотая тетрадь

— Я думала — не долетим, — сказала Элла, и обнаружила, что ее голос звучит с той же беззаботной радостью, что и его.

— Да уж. Было на то очень похоже.

Он засмеялся, показав все зубы.

— Когда я увидел, как тот парень пожимает плечами, — я подумал, черт возьми! Вот и оно. Где вы живете?

Элла ему сказала и добавила:

— А вам есть где остановиться?

— Я подыщу себе гостиницу.

— В этот ночной час это будет непросто сделать. Я бы пригласила вас к себе, но у меня две комнаты, в одной из них спит сын.

— Это очень мило с вашей стороны, но спасибо, не надо, не волнуйтесь, я же не волнуюсь.

И он действительно не волновался. Скоро уже наступит рассвет; ему негде лечь спать; а он был так же свеж и полон жизни, как вначале, ранним вечером. Он ее подвез, прощаясь, он сказал, что был бы очень счастлив с ней поужинать. Элла, поколебавшись, согласилась. Следовательно, они увидятся завтра вечером, точнее, уже сегодня вечером. Злла пошла наверх, думая о том, что им с американцем будет нечего сказать друг другу и что мысль о предстоящем вечере уже наводит на нее скуку. Ее сын спал в комнате, напоминавшей пещерку юного животного; там пахло здоровым сном. Она поправила одеяльце Майкла и ненадолго присела рядом, чтобы полюбоваться его розовым личиком, которое уже можно было рассмотреть в сочившемся в окно сером утреннем свете, мягким свечением его каштановых волос, разметавшихся во сне. Она подумала: «Он того же типа, что и американец, — оба квадратные, крепкие, добротно нагруженные розовой и сильной плотью. При этом американец физически меня отталкивает; при этом я не могу сказать, что он мне неприятен, так же как тот молодой холеный бык, Роббер Брюн. И почему бы нет?» Элла пошла спать, и впервые за много, много ночей она не стала вызывать воспоминаний о Поле. Она думала о том, что сорок человек, готовые отдать себя на смерть, сейчас лежат в своих постелях, живые, раскиданные по городу.

Через два часа ее разбудил сын, сиявший от радостного удивления: мама вернулась. Поскольку официально ее отпуск еще не кончился, на работу Элла не пошла, она просто сообщила Патриции по телефону, что роман-сериал она не купила и что Париж ее не спас. Джулия ушла на репетицию, они ставили новую пьесу. Весь день Элла была одна, она убиралась, готовила, делала в квартире небольшие перестановки; а когда ее мальчик вернулся из школы, играла с ним. Американец, которого, как выяснилось, звали Кай Мейтлэнд, позвонил, только когда было уже довольно поздно. Он позвонил, чтобы сообщить Элле, что теперь он полностью поступает в ее распоряжение: как ей будет угодно провести время? Драматический театр? Опера? Балет? Элла сказала, что для всех этих мест час уже слишком поздний, и предложила просто вместе поужинать. Было слышно, что он испытал огромное облегчение:

— Честно говоря, все эти представления не для меня, я нечасто хожу на всякие такие представления. Тогда скажите мне, где бы вы хотели поужинать?

— Вы предпочитаете отправиться в какое-нибудь необычное место? Или в такое, где можно просто съесть хороший бифштекс или что-нибудь в этом роде?

Он снова испытал облегчение.

— Вот это мне бы как раз подошло. У меня по части еды вкусы очень простые.

Элла назвала хороший солидный ресторан и отложила в сторону платье, что выбрала для этого вечера: это было одно из тех платьев которые она никогда не носила при Поле, повинуясь разного рода запретам, и которое она в последнее время надевала, дерзко. Она надела юбку и блузку, и накрасилась так, чтобы иметь скорее здоровый, чем интересный вид. Майкл сидел в постели, обложившись журналами с комиксами.

— Почему ты куда-то уходишь, когда ты только что вернулась?

Он изображал большую печаль.

— Потому что мне так хочется, — ответила она, усмехаясь и подыгрывая его тону.

Сын понимающе улыбнулся, потом нахмурился и сказал обиженным голосом:

— Это нечестно.

— Но через час ты уже будешь спать — я надеюсь.

— А Джулия мне почитает?

— Но я уже читала тебе несколько часов. Кроме того, завтра ты идешь в школу, и тебе надо вовремя лечь спать.

— Когда ты уйдешь, я думаю, мне удастся ее уговорить.

— Тогда ты лучше мне сейчас об этом не рассказывай, а то я рассержусь.

Он нахально на нее смотрел: широкий, крепкий, розовощекий; очень уверенный в себе и в своих правах в этом доме.

— Почему ты не надела платье, в котором собиралась идти?