89  

…А вот и каталка по коридору загрохотала. В морг бы – сразу на лифте, в подвал. Значит, выжил.

Николаич, хирург, ввалился в реанимацию – бледнющий, глаза красные. Кажется, сам не рад, что взялся клятву Гиппократа исполнять.

Коротко буркнул:

– Жить будет.

Помог Василисе перевалить парня на койку (тот в забытьи постанывал). Быстренько надавал указаний – ничего нового, стандартный набор капельниц, и сердечную деятельность велел контролировать. Да и сбежал спать.

…А пациент-то, отметила медсестра, хорош, не чета дедулям-инфарктникам. Молодой, лицо тонкое, брови вразлет, губы развратные. И алкоголем от него не пахло, это Василисе тоже понравилось. Опять же не матерился, как иные, кто после наркоза в себя приходит.

Ей даже спать расхотелось – подобралась, распрямила спину, глаза заблестели. Ласково коснулась прохладного бледного лба, пропела:

– Тебе нужно чего? Попить? Утку?

Распахнул очи, пронзил взглядом.

И тут за спиной шаги. Обернулась, увидела: девица неизвестная в реанимацию прорвалась. В уличной обуви, без халата. Полненькая, встрепанная. Ее чуть не оттолкнула, сразу к новому пациенту. Склонилась над ним, ахнула:

– Димка!

И парень, грустно подметила Василиса, сразу вынырнул из своего забытья, и лицо его осветилось совершенно счастливой, влюбленной улыбкой.

Дамочка, значит, его.

Красавец, а нашел себе крокодилину.

Василиса парнем более не любовалась. Хмуро взялась за капельницу. А на девицу рявкнула:

– Работать не мешай.

Та поспешно отпрянула. Встала рядышком с ним, моляще вымолвила:

– Димочка, как ты?

– Все хорошо, Надюшка, – с видимым усилием откликнулся парень.

Василиса наспех, не стараясь, вогнала ему в вену иглу. Пустила раствор. И поспешила в дежурку – спать. А пациента пусть Надюшка-крокодил стережет.

* * *

«Отпуск! Вот это у меня отпуск!» – в какой уж раз и со все большей грустью подумала Надя.

Три часа утра. Затхлый больничный запах. На соседних койках стонут во сне поверженные инфарктом дедки. А перед ней Дима. Распластанный на белой простыне, беспомощный, грудь стянута бинтами, рука прикована к капельнице…

Доктор сказал, полтора литра крови любимый потерял. То есть, даже если операция удачная и заживление пойдет хорошо, лежать ему в больничке все равно долго. А потом еще восстанавливаться…

Но какое счастье, неслыханное везение – что нож попал не в сердце, а чуть выше! И это ведь она Диму спасла! Не приметь она ночного гостя, не закричи – никакая б медицина, даже самая продвинутая, помочь ему не смогла бы. Но с Диминой раной, заверил хмурый доктор, и в приморской больничке справятся.

Если только… Надю пронзила неожиданная мысль.

Она вздрогнула, сердце сжало страхом.

Ведь они по-прежнему на территории противника!

Те, кто покушался на Полуянова, скоро узнают (если уже не узнали), что он выжил. И дальше… Страшно даже подумать.

Надя осторожно выпустила Димину ладонь, положила ее поверх простыни – он дремал, постанывал во сне. Подошла к окну.

И улица, и парковка перед больницей были абсолютно пусты. Однако попасть сюда можно элементарно. На входе в корпус сидит дряхлый и равнодушный охранник. А дверь в реанимацию (Митрофанова убедилась сама) даже не запирается.

Она, конечно, не отойдет от Димы ни на шаг. Да и другие пациенты рядом. Но ведь и враги могут не брать в руки нож, но проявить изобретательность. Например, с врачом договориться. Или с хмурой здешней медсестрой. Всего-то нужно ошибиться с лекарством для капельницы.

Надя нервно обхватила себя руками. Что же делать?

«Может, я просто накручиваю себя совершенно зря? И Диму никто убивать не собирается? Им достаточно было просто вывести его из игры?..»

Но в этот момент за стеной, в дежурке, куда удалилась отдыхать медсестра, зазвонил телефон. Митрофанова отчего-то вздрогнула. Взглянула на часы: пять минут четвертого, самое глухое время.

Стены в больнице оказались тонкие: Надя прекрасно слышала, как медичка сначала ворочается, потом встает, тяжело шаркает… недовольным голосом бурчит:

– Але? – И вдруг ее нелюбезный тон волшебным образом меняется: – Да, здравствуйте. Конечно, узнала. Нет-нет, что вы. Я вас внимательно слушаю.

Пауза. А еще через мгновение до Нади донеслось (и ладони у нее сразу вспотели):

– Полуянов? Да, есть такой. После операции привезли. Час назад. Состояние тяжелое. Да, хорошо…

Надино сердце сжалось от страха. С кем, да еще столь любезно, разговаривает медсестра? Кто в Приморске глухой ночью может интересоваться пациентом Полуяновым?

  89  
×
×